Ещё несколько минут — и палатки сняты: на том месте, где только что раскидывался «бел город полотняный», валяются лишь в беспорядке пучки соломы и куски бумаги... Гам встревоженного бивуака растёт.

На холодном небе, глядящем сквозь дырявое полотнище старой двухскатной палатки, утренние звёзды едва мерцают своим серебристым блеском... Бивуак ожил и закопошился... Слышится беготня, сдержанные сердитые голоса, лязг ружей, ржанье обозных лошадей.

Место под бивуак не очень, можно и на три километра уйти от моря.

Бивуак на вершине решили не разбивать: зимние ветры и непредсказуемый горный климат могли снести палатку к чертям со всеми её постояльцами.

Нужно где то разбивать бивуак.

Потом выбрался на берег, в последний раз оглянулся на бивуак захватчиков и побежал вверх по течению.

Потому что гулкий гомон, повисший над бивуаком, внезапно стих, и снаружи пещерки повисла полная тишина.

Но больше всего их очаровывали и крепче всего запечатлелись в их памяти его рассказы о военных походах, сражениях и стоянках на бивуаках, о победах и отступлениях, о смерти, ранах и лютых морозах, — неторопливые, эпически спокойные, простосердечные рассказы, рассказываемые между вечерним чаем и тем скучным часом, когда детей позовут спать.