Служа выразителем целой историко-политической литературы, он видит во внезапной смерти царского любимца и в истреблении его семьи законное искупление, которое предвещает конец народных бедствий.
Да и видели они в царском любимце отнюдь не созидателя, не творца или, того больше, мессию, а сметливого и расчётливого человека вовсе непригодного для благочестивого дела.