Если бы я не был священником, я мог бы видеть её ежедневно, я был бы её любовником, её мужем, — говорил я себе в своём ослеплении; вместо того чтобы быть облачённым в мой печальный саван, я одевался бы в шёлк и бархат, с золотыми цепями, мечом и перьями, как прекрасный юный рыцарь.
Вообще, «вся страна в это время представляла печальное и отталкивающее зрелище, — говорит один польский писатель, — прежний воинственный дух рыцарей исчез, не заменившись гражданскими доблестями».
На камнях, покрывающих тела усопших рыцарей и славных женщин того времени, грубый резец увековечил изображения и имена усопших, а вместе с тем и печальное воспоминание об упадке наук и художеств.