Он двигался деловито, мерно, словно выполняя ставшую привычной работу, пока, наконец, заключительная судорога не сотрясла его тело — и, нашарив рукой свой меч, брошенный неподалёку, педзетайр лениво, как-то совершенно буднично
омыл отточенной бронзой горло своей жертвы, обрывая её страдания — и физические, и душевные.