Огромные общие вопросы, которые теснят ему грудь, не
оживотворённые в практической, живой действительности, родившиеся в книге, воспитавшиеся в голове и, кажется, умирающие в сердце, — эти большие вопросы трактуются разговорившимся молчальником почти всегда теоретически, отвлечённо; разговор идёт, так сказать, о теоретическом остове вопроса, и от этого, хотя — повторяю — и нервно оживлённого, разговора не веет жизнью, не ощущается в нём плоти и крови народной речи.