Если же он сменит ритм, умело, обдуманно переведёт его с быстрого на напевно-раскатистый, бархатный, усмиряющий, — слушающие не усмотрят в этом плохого; они заворожённо настроятся на тягучее рокотание струн, расслабят
напрягшиеся члены, задышат покойней и тише и скорее даже не заметят (а точнее, сразу забудут), как погрузятся в мелодичность нового ритма, — они не подумают, что ими играет музыка, они решат, что музыкант играет себе на своих гуслях, а он будет играть их душой, завлекая её в бездонные глубины прекрасного.