Вмѣсто живаго, подвижнаго выраженія, лицо его было подернуто тяжкой думой, наложившей странную неподвижность на всѣ черты одушевлённой его физіономіи; свѣтлыя, горѣвшія силою воли и крѣпостію духа, очи его какъ будто забыли привычный блескъ свой, и тускло устремлялись на одинъ какой либо предметъ, вспыхивая мгновенно и неожиданно несвойственнымъ имъ огнемъ; густо поросшая борода не пріятно оттѣняла синеватую блѣдность опустившагося лица, и
мрачная тишина, заключённая въ глубинѣ души его, заразительно и властно дѣйствовала на всё, что его окружало.
