Эта страшная оледенелость позы, в которой застыл банкир, эта беспомощно свесившаяся с подлокотника кресла рука, по всей видимости, сведённая лёгкой судорогой, полуоткрытый рот и молочно-стеклянная полоска глазного яблока — всё это могло навести только на такой жуткий вывод.
В этом движении было что-то такое от лёгкой судороги, напомнившей мне то ощущение, которое я испытал, когда однажды нашёл в поле раненого зайца и взял его на руки, а у него со страху остановилось сердце.