Детскость высказывалась в страсти к мелочам, к игрушкам, от дела серьёзного бралась одна внешняя сторона, сама по себе вовсе не серьёзная; дело обширное было не по нём, он стремился дать ему маленькие размеры, низвести до детской игрушки; всякий серьёзный вопрос, требование подумать были ему тяжки и неприятны, он подчинялся первому чувственному побуждению, подчинялся первой чужой мысли, но эти увлечения, необдуманности, как обыкновенно бывает в детях, уживались с капризами и упрямством, которое не имело ничего общего с мужескою твёрдостью; детская говорливость и
крикливость были ясными признаками остановившегося развития.
