В лесу быстро темнело, дневные пичуги замолкали, лишь кукушка отсчитывала чьи-то года, да козодой всё никак не мог угомониться, и — то здесь, то там попискивал, словно пилил крошечными пилками крошечные листики железа.
Доктора, однако, более беспокоил свист ночных птиц за окнами: казалось, целый легион козодоев выкрикивал свой нескончаемый плач, дьявольски созвучный тяжёлому неровному дыханию умирающего человека.