Как только моя кассовая наличность иссякла, и я не мог заморить червяка чашкой шоколада или добрым ломтём хлеба, я очутился в полной зависимости от этой извозчичьей съестной и кроме неё мог рассчитывать только на редкие, долго и томительно ожидаемые и долго потом вспоминаемые счастливые случайности.
Первый раз это было, а может, ворона уже прибегала к такому приёму, но только трамвай прогремел — она подлетела к рельсу, подхватила быстро осколки сухого хлеба и села на старую липу — «заморить червяка».