Батюшковская элегия, едва начавшись, претерпевает стилистическое крушение и немедленно восстанавливает жанр в совершенстве, которое трудно было предугадать.
Он знал в совершенстве всё, что касалась воды и плавания, от морской торпеды до уменья держать весло в африканских пирогах, а мы ровно ничего не знали.