И утром, и днём, и самой глубокой ночью вся улица жила суматошным,
беспрерывным движением, которое, если смотреть сверху, представлялось копошащимся и ползущим во все стороны месивом из перекошенных, сплющенных человеческих фигурок и крыш автомашин и экипажей всех видов и форм, а от него поднималось ввысь другое, ещё более многообразное и дикое месиво шумов, пыли и запахов, и всё это было охвачено и пронизано нестерпимо ярким светом, который, отражаясь от плоскостей и дробясь на гранях, рассыпаясь и сливаясь вновь, был ощутим обескураженным оком как нечто столь телесное, что казалось, будто над этой улицей, по всей её площади, ежесекундно вдребезги разбивают огромный лист стекла.
