И тогда, когда ни ожесточённые вопли ребяческого самолюбия, ни бессильная брань, ни умышленная лесть, ни
безденежное рассылание публике брошюр о своей гениальности, ни даже похвалы в какой-нибудь газете, доступной состраданию при некоторых условиях, не помогут маленькому человеку вырваться из безвестности, назначенной ему судьбою, — осмеянный, изгнанный с литературной арены на самую последнюю ступень её, он всё ещё не может преодолеть злейшего врага своего: собственного самолюбия, и продолжает нередко до самой могилы сочинительствовать... Жалки обрисованные нами выше литературные деятели из корысти, но ещё более жалки отверженцы искусства, заражённые страстью к сочинительству, и не первый ли долг критики останавливать, сколько возможно, столь пагубную страсть в самом её начале, пока она не успела ещё совершенно овладеть человеком?
