Но племяш, не застав дяди дома, сразу же вместе с другом ушёл.

Племяш с удовольствием хлебал большой, деревянной ложкой запашистое варево, закусывал огромными кусками свежей лепёшки, улыбался во всю рожу дядьке.

Ясное дело, он рассвирепел, обнаружив пропажу, и сделал племяшу выговор: мол, нечего шарить по чужим карманам.

Хотел я опровержение дать, так меня племяш высмеял.

— И не бойся, племяш, я тебя без денег не оставлю.

— Вот что, племяш, хотя мы с тобою и дворяне, и помещики, и не нуждаемся, — на рысаках ездим, а всё-таки... того... руки у тебя не отвалятся, если ты сам уберёшь свою комнату... Это, знаешь, даже полезно: моцион, брат, упражнение мышц... Засидишься ты за своей латынью, а потом возьми в одну руку тряпку, в другую щётку, да и примись стирать пыль да подметать, мозги-то и отдохнут...

— Я горжусь тобой, племяш, и отец бы гордился.

— Привет, племяш, — отозвался «дядя» ровным голосом.