На этой ценностной системе сегодня возводится здание «управляемой демократии», трансэтнического «государства-цивилизации» и социального патернализма.

Поэтому речь при исследовании российской действительности должна идти не столько об эрозии морали российского человека и общества (её в западном смысле и не возникало), сколько об институционализированном лицемерии (двоемыслии) или о массовом цинизме, оказывающихся следствием вынужденной адаптации к патернализму власти, к репрессивному режиму советского типа, в котором не остаётся места для морального выбора или личной ответственности.

Сочетание идеологического миссионерства раннего тоталитаризма, принадлежности к супердержаве брежневского времени с комплексом неполноценности и самоуничижения, характерным для стран догоняющей модернизации, государственного патернализма с оправданием своей пассивности и безответственности подавляет интерес к себе и другому, лишает человека чувства собственного достоинства, заставляя страдать от сознания внутренней бесплодности.

Плохо, когда при всём при этом сохраняется патернализм и государство командует, как лечить, не советуясь с экспертами и пациентами.

Эти отношения в системе «пациент — врач» умножаются на многовековую историю врачебного патернализма.

Патернализм сегодня допустим в отношении тех редких пациентов, которые ждут, чтобы ими управляли, и тогда патернализм — часть терапии.

Перестаньте общаться на «ты» с людьми, которые старше и порой образованнее вас, — это пережиток прошлого патернализма, когда врач был самым образованным человеком в государстве и всё, что он делал, было для пациентов чудом.

Политика всеобщего государственного патернализма сегодня экономически невозможна и политически нецелесообразна.