Первый подскакал к башне (когда-то сторожевой, на углу этой горы стоящей) статный черкес, мелькнул на чёрном поле дыма и будто улетел с ним... За ним другой, третий... Дербентская конница, как стадо свиристелей, шумя влетела в ворота — и вот рассеянные толпы неприятельской пехоты показывались по всем дорогам и садам, вея белыми значками.

При любом варианте столкновения с неприятельской пехотой, будь то во взаимодействии со своей кавалерией или в чисто пехотных операциях на пересечённой местности, скутаты должны были при поддержке лучников и пращников перехватывать инициативу и переходить в наступление.

Наши батареи, расположенные на закрытых позициях по логу вдоль шоссе, несмотря на большие потери в людях и материальной части, работали прекрасно, и все попытки неприятельской пехоты атаковать укрепления неизменно прекращались.

Неприятельская пехота шастала с автоматами, изредка попадались боевики с ручными пулемётами.

Навстречу шла неприятельская пехота.

Когда батареи турецкого лагеря замолкли, часть неприятельской пехоты спустилась с укреплённой высоты армянского форштадта, заняла кладбище, лежавшее на полугоре, и стала оттуда поражать на выбор русских солдат, занимавших траншеи.

Наша батарея попробовала отвечать, но её снаряды не долетали на целую версту; она предпочла убраться совсем и более не появлялась, а могла бы она ещё нанести порядочный урон неприятельской пехоте и, быть может, остановить её наступление; нужно было только менять позиции и становиться за природным укрытием, а не стоять на виду, как это было с начала боя.

От кавалеристов под страхом лишения жизни и чести требовалось «неприятельские кучи без всякого выстрела с одним белым ружьём атаковать и опрокидывать... особливо же ещё в тех случаях, когда неприятельской пехоте или и кавалерии прорвать наш пехотной фронт удалось» -LSB- 114, с.