Содержание, как внешнее существование, обретается снаружи, тогда как форма становится символом невыразимости и потаенности бытия.

Если первая связана была с интерпретацией красоты как символа божественного, причём невыразимость последнего придавала христианскому символизму мистический оттенок, то философско — онтологическое обоснование заключалось в объяснении эстетического символизма онтологической «сопричастностью» под действием актуальной, формальной и конечной причин.

Величественное зрелище природы, ещё более величественное зрелище души человеческой, поэзия, счастье, несчастье дают нам сии высокие ощущения прекрасного — и весьма понятно, почему почти всегда соединяется с ними грусть... но грусть, не приводящая в уныние, а животворная, сладкая; какое-то смутное стремление... Это происходит от его скоротечности, от его невыразимости, от его непостижимости... прекрасно только то, чего нет.

Такое художественное творение до конца непостижимо, из него бьёт неиссякаемый источник смыслов, оно даёт повод говорить о бесконечности, неизъяснимости художественного содержания, о невыразимости образа через понятие.

Несоответствие это есть следствие не только невыразимости в слове полноты религиозного переживания, но и общей неадекватности понятий тому, что они призваны здесь выражать.

Для философа символ является «совпадением невыразимости и выразимости первообраза в энергийно-выразительной подвижности невыразимого и в энергийно-невыражающей подвижности выразимого первообраза» 80.

Сколько хрупких и бессмертных сокровищ сохраняется в моей памяти, щедро даруемых тобою, благодаря одинокому стражу — невыразимости.

В её хрупкости — её непобедимая сила, в её невыразимости — залог её вечного становления.