В заключение я должен отчасти повторить сказанное мною в предисловии к «Запискам об уженье»: книжка моя не трактат о ружейной охоте, не натуральная история всех родов дичи.

Он создал традицию, когда каждый занимающийся врачеванием или интересующийся натуральной историей заводил у себя ботанический садик, как это ещё называлось — аптекарский огород.

На следующий день мы осматривали кабинеты физики и натуральной истории, где нам было позволено, по крайней мере, смеяться.

За эти годы он напряжённо учился географии и натуральной истории.

Почитайте седьмую книгу его «Натуральной истории», глава III, и не морочьте мне голову.

Я любил натуральную историю с детских лет; книжка на русском языке (которой названия не помню) с лубочными изображеньями зверей, птиц, рыб, попавшаяся мне в руки ещё в гимназии, с благоговеньем, от доски до доски, была выучена мною наизусть.

Во всех местах, где будете приставать, должны стараться узнавать: нравы народов, их обычаи, религию, военные орудия, род судов, ими употребляемых, и продукты, какие имеются, также по части натуральной истории и прочее; равно узнавать, какой нации люди посещают более диких народов, кого они более любят, и другие подробности, касающиеся до торговли, мены и выгоды оных.

Термины «политическая география» и «натуральная история человека» не удовлетворили меня: первый тем, что его предмет радикально отличается от объекта современных исследований, а второй — своей сосредоточенностью на рациональном описании.