С другой стороны, цирковой номадизм предполагает принципиальную пластичность и изменчивость субъекта и его
ролевых функций: циркач воспринимается в культуре не только как артист, но и как образ живой, вечно трансформирующейся, перекодирующейся структуры, знак потенциального кода, обеспечивающего постоянные метаморфозы человека и окружающего его мира.