Он вечно суетился, егозил: в девичью заберётся или в контору, на слободку к попам, а не то к старосте в избу; отовсюду его гонят, а он только пожимается, да щурит свои косые глазки, да смеётся дрянно, жидко, точно бутылку полощет.
Старик нетерпеливо крякает и, пожимаясь от едкой сырости, обходит локомотив, причём яркий свет двух фонарей на мгновение бьёт ему в глаза, а ночь от этого становится для него ещё чернее; он идёт к полустанку.