Ошарашенный и напуганный, вновь и вновь падая, я пытался подняться и броситься к отцу, чей сгорающий силуэт ещё виднелся в этом палящем свете, но крепкие руки гвардейцев из нашей свиты ухватили меня и поволокли вон из зала.
Но нельзя сказать, где трава, где уголь, и когда усталая пара поволокла по дёрну дышло, бороня железкою тропу, пыли не было видно, и только фонарь у конного двора дал тусклое понятие об этом.