Другой же знакомец, лет сорока, в
паричке, который был ему велик и ползал по голове, словно живой, вёл себя не в пример скромнее, египетских идолов всуе не поминал, но время от времени вдруг разражался фразой на языке, в котором невозможно было признать ни французского, ни итальянского наречия, но, возможно, это было аглицкое.