Простившись с ней совсем в нашем полосатом, в винно-белую полоску,
матрасном парадном, естественным следствием всех последних прощаний, влезаю в своего гимназического синего барана (мне — баран, тебе — барc, всё как следует, и они бар (ан) и бар (с) всё-таки родня) и иду с ней вдоль снежного переулка — ряда переулков — до какого-то белого дома (может быть — её, может быть, его, может быть — ничьего), который зовётся «здесь».