Очень я рано задумываться начала — маменькина-то жизнь вот она, перед глазами... Смотрю, как она в жёлтой своей
кофтёнке — поповна ей дала за мытые полы, она в той
кофтёнке всеё своё жисть проходила — смотрю я на неё, как она картофь перебирает, или навоз с-под-коровы чистит, — руки у неё чёрные, в узелки завязлись, лицо восковое — враз с картины страшного суда, зуба ни одного не осталось, всем кошельком жуёт, и только один живот тяжёлый в ней и есть.