Смысл его озадачил, но, в общем, понравился, и он много стал заниматься сам мелодикой,
интонированием и нотной грамотой, пел на репетициях ещё точнее — в нём жил какой-то трудно объяснимый идеальный образец, которому нужно было следовать — образец, который заключался не в словах, нотах, дыхании, — а в чём-то поверх всего этого, в чём-то, что через смысл и управляло энергиями мира.