В открытом чёрном платье, в чудесном бриллиантовом ошейнике, с постоянным выражением сонной ласковости на пухлом, белом лице, она принимала гостей тихо, без восклицаний, нашёптывая что-то быстрое, нежное по звуку, и, втайне шалея от застенчивости, всё время искала глазами мужа, который подвигался туда-сюда мелкими шажками, с выпирающим из жилета крахмальным панцирем, добродушный, осторожный, с первыми робкими потугами на маститость.

Уж больно велика маститость писателя, допустившего фагеты.

Я, правда, знал далеко не всех, но в маститости сомневаться не приходилось.