Боялась она чего-то невыразимого, безымянного, неописуемого, того, что гнездилось в глубинах воображения человека насквозь городского, любившего природу, как можно любить красивый пейзаж в багетовой рамке, висящий над кроватью, отвыкшего от таинственных лесных шумов, шуршаний, шелестов, способного заснуть под грохот компрессора, но маяться тревожной бессонницей, если дождь будет стучать в стекло, а деревья — скрипеть сучьями над крышей.

Вдруг ему почудились чьи-то далёкие ауканья, он вскинулся и застыл, напрягая слух, но ничего не уловил, кроме ровного лесного шума и электрического стрекота кузнечиков, засевших в ярко-лиловых зарослях недотроги.

Привычный лесной шум, щебет птиц, стук дятла, шелест листвы.

В лесной шум вслушиваюсь внимательно, по сторонам озираюсь бдительно.

Он не знает, что его крик — не более чем лесной шум.

Они зашатались, загудели своим лесным шумом, как-бы предупреждая, что сейчас должно будет что-то случиться, что-то непоправимое и жутко страшное.

Теперь, если не считать лесных шумов, он не слышал ничего — его бойцы тоже двигались ползком, осторожно и беззвучно.

По листве прокатывались волны лесного шума.