Перед очередной поездкой в очередную страну я зачем-то вызубриваю десяток глаголов из разговорника и при случае бойко выстреливаю двумя-тремя фразами, грамматическое строение которых мне неведомо; все это, нахрапом приобретенное, спотыкается о каменный иврит, который не желает уступить ни пяди, перемежается мусорными «эбсолютли» и «импо-сибл», сопровождается возгласами и дирижерскими взмахами обеих рук в неопределенные стороны; но главное, эти чертовы «данкешён», «варум» и «цузамен», что застряли от весенних немецких гастролей, подло выскакивают в совсем, казалось бы, ловко сбитой английской фразе, довершая образ диковатой и очень общительной русской тетки с израильским паспортом.

И зачем, спрашивается, вызубривать все эти пропорции, если их можно просто увидеть?

Перед испытаниями я просто вызубривал всё то, что было для них необходимо, с тем чтобы сразу по их окончании скорее всё позабыть.

Бабуля, преодолевая восточный акцент и ругая себя за решение лететь через океан, вызубривала необходимые словосочетания.

Перед тем как произнести речь, ему приходилось самому составлять её для перевода на русский и почти вызубривать написанное, чтобы выступить с нею перед собравшимися.