Все чувства мои страдали: слух — от этого оркестра, составленного из дворни, игравшей на инструментах, которые валялись в кладовых со смерти его матери, некогда поддерживавшей блеск дома, и от пушечных выстрелов, которые вторили «здоровья» (они были так неловко поставлены близ окон столовой залы, что от выстрелов вылетело много стёкол из оной); вкус — от мерзкого обеда; обоняние — от спиртом насыщенного дыхания соседей: судейских чиновников и разного уездного сброду; осязание — от нечистоты; и зрение, наконец, — от женских и мужских уродов, составлявших наше общество.

Словно вторя её поступи, кое-где вздрагивали слабые блики свечей.

Шторы цветом вторили покрывалу на кровати и напоминали о благоуханных букетах незабудок, правда, слегка поблёкших и увядших.

Звонко поёт ручеёк в овраге, ему вторят птичьи голоса.

Он прошёл под низко нависшими сводами, глухо вторившими его шагам; ему всё время казалось, что он где-то глубоко, в подземелье.

На вашем месте я улыбалась бы каждую минуту, — вторит младшая, от которой несёт как раз теми крепкими пряными духами, которые я всей душой ненавижу.

Этим трём запевалам вторили прочие колокольни, и даже невзрачная церковь маленькой тюрьмы, приткнувшейся к краю города, присоединялась к общему нестройному хору.

Жест певца ни в коем случае не должен вторить музыке, задача режиссёра — увлечь актёра поиском в жесте дополнительных черт и штрихов, раскрывающих новый краски в характере и атмосфере спектакля.