Ясно одно: я не имею права называть их настоящих фамилий, но с фамилиями как раз дело обстоит проще: я позволю себе по мере надобности позаимствовать их у любимого мной писателя, настолько большого писателя, что, будь он жив, он никогда не обиделся бы, только посмеялся бы над моей дерзостью.

Один большой писатель — человек с хрустально чистой душой и замечательным изобразительным талантом — подошёл однажды к этой теме, и вот всё, что может схватить глаз внешнего, отразилось в его душе, как в чудесном зеркале.

Действительно, если он отказывает большому писателю в таком основополагающем, свойственном в той или иной мере едва ли не всем чувстве, как любовь к родине, «к отеческим гробам», то почему бы и нам не допустить, что столь частное и личное, хрупкое и прихотливое чувство, как любовь к определённой женщине, за полтора десятилетия разлуки угасло, испарилось, умерло?

Никто в окружении не понимает, что пользуется дурацким гостеприимством большого писателя, крупного деятеля просвещения, незаурядного конфликтолога и просто пожилого человека.

Всегда скромно, если не сказать — бедновато одетый, в ношенном пиджачке и трикотажной рубашке с тремя пуговицами под воротником, он мало походил на большого писателя и замечательного актёра — скорее, на местного ремонтника, только что закончившего работу в одном из номеров.

Сам-то он расценивал себя очень невысоко, но зато всем, кто сталкивался с ним, было ясно, что перед ними — не только большой писатель, мыслитель, но и высокий и чистый духом человек.

Инсульт, к счастью, никак не сказался на интеллекте и речи большого писателя.

Вот как наказала судьба большого писателя.