Приняв такую казнь, он брошен был в темницу и, прострадав там весьма долгое время, наконец в праздник двадцатилетнего царствования императора, когда, по силе так называемого всепрощения, везде и всем узникам возвещаема была свобода, — один только оставался в своём заключении, привязанный верёвкой к деревянной доске, на которой обе ноги его растянуты были до пятой степени, и украсился вожделенным мученичеством.
Суд под его председательством превратился в настоящую инквизицию, которой было достаточно малейшего подозрения, чтобы бросить человека в темницу, и нередко только счастливый случай спасал невинно осуждённых от позорной казни.