Он приказал остановить собственный экипаж и пошёл навстречу матери, одетый в расшитый золотом камергерский мундир, в белом пудреном парике, в чулках и туфлях, при шпаге и орденской ленте.

В ратуше я увидел много интересного: здесь были ложи с высоким барьером — выше, чем в церкви, — и из них выглядывали чьи-то лица; всемогущие судьи (один — в пудреном парике) сидели в креслах, развалившись и скрестив руки, или нюхали табак, или читали газеты, или писали, или подрёмывали; а на стенах висели блестящие чёрные портреты, которые моему непросвещённому глазу показались сделанными из карамели и липкого пластыря.

В ратуше я увидел много интересного: здесь были ложи с высоким барьером — выше, чем в церкви, — и из них выглядывали чьи-то лица; всемогущие судьи (один — в пудреном парике) сидели в креслах, развалившись и скрестив руки, или нюхали табак, или читали газеты, или писали, или подрёмывали; а на стенах висели блестящие чёрные портреты, которые моему непросвещённому глазу показались сделанными из карамели и липкого пластыря.

Ты утыкаешься в спины и животы, облачённые в камзолы и платья из шитых золотом парчи, атласа, бархата, гипюра и муара; извиняешься перед гобеленовой жилеткой, шарахаешься от мундиров всех армий и времён (с преобладанием почему-то формы наполеоновской гвардии); перед тобой мелькают пудреные парики, павлиньи перья, ожерелья и кружева, боа и манто, мех горностая, плоённые и гофрированные воротники, красные и синие кушаки...

Она и не думала скрывать от тех, кто считался её подругами и спутницами на празднествах, своё презрение к «пудреным парикам», к возрождённым кумирам.

Однако, если бы я был вынужден разобраться в побуждениях моего достойного друга (ибо именно таковым и был джентльмен в скромном платье, пудреном парике и широкополой мягкой шляпе), я сказал бы, что, хотя он, безусловно, не позволил бы кучеру ехать дальше на лошади, неспособной передвигаться, и равным образом не потерпел бы, чтобы его самого торопили, всё же мастер кнута, наверно, избежал многих суровых замечаний и упрёков благодаря приятному времяпрепровождению, которому предавались путешественники во время остановок.

И все они единогласно гласили: кринолинов, пудреных париков, туфель на высоких каблуках, шнурованных корсажей не носят уже сто лет... в смысле, лет пять, не меньше!

— В кабинете меня встретил приземистый старик, в пудреном парике, по-старинному, и в красной бархатной шубке на лисьем меху; фигурка у него была маленькая, бритое, худое лицо покрыто морщинами, большой нос и большой неприятный рот, с тонкими ввалившимися губами.