Предложения в которых упоминается "пёстрые голуби"
Среди плодоядных голубей, вероятно, самый красивый — это великолепный пёстрый голубь Ptilinopus superbus.
Пёстрые голуби могут иметь разнообразные перьевые украшения и оперение ног.
Породы пёстрых голубей названы преимущественно по месту их выведения.
Это был совершенно особый, исполненный покоя и красоты, мир верхних этажей — крыш, мансард и мансардных окон, печных труб с коваными чугунными навершиями, защищавшими их от прямого попадания дождя и снега, — да пёстрых голубей, маленькими шумными стайками взлетавших с облюбованных ими чердаков.
У пёстрых голубей помимо белого цвета встречаются ещё два или три других цвета.
В волосах её пестрел голубой бант, на лице выделялись ярко-красные губы, глазки были подведены чёрным, щёчки напудрены розовым, а шейка надушена недорогой польской подделкой французских духов «Шанель» номер пять.
Какое-то время все ехали молча, однако когда очередной поворот вывел балаган из-за барханов, впереди заблестела далёкая пёстрая голубая лента, окаймлённая зелёными полосами.
Я позволила забыть себе всё обо всём и почувствовать себя лучше, бросаясь на другое столпотворение пёстрых голубей.
Колибри блистали среди ветвей манго, пёстрый рыболовъ носился надъ прудомъ, белыя цапли гордо шагали по лугу, ястребы кружились въ воздухе, павлины летали вокруг расписанннаго храма, сизые голуби ворковали на берегу ручья, а изъ отдалённой деревни барабанный бой сзывалъ народъ на свадебный пиръ.
Большеглазыя газели щипали свежераспустившияся розы въ залитыхъ солнцемъ нишахъ; птицы, сверкая всеми цветами радуги, порхали по пальмамъ; зелёные и серые голуби вили гнёзда на золоченыхъ карнизахъ; по блестящей мозаике пола, распустивъ хвосты, расхаживали павлины, белыя какъ молоко цапли, маленькия домашния совы; пёстрые попугаи перелетали съ одного плода на другой; желтыя «солнечныя» птицы порхали съ цветка ил цветокъ.
Проточный пруд, заросший лозником и камышами, приволье хлопотливых уток, к которым изредка присосеживается осторожный «чиро?к»; за прудом сад с аллеями лип, этой красы и чести наших чернозёмных равнин, с заглохшими грядами «шпанской» земляники, со сплошной чащей крыжовника, смородины, малины, посреди которой, в томный час неподвижного полуденного зноя, уж непременно мелькнёт пёстрый платочек дворовой девушки и зазвенит её пронзительный голосок; тут же амбарчик на курьих ножках, оранжерейка, плохенький огород, со стаей воробьёв на тычинках и прикорнувшей кошкой близ провалившегося колодца; дальше — кудрявые яблони над высокой, снизу зелёной, кверху седой травой, жидкие вишни, груши, на которых никогда не бывает плода; потом клумбы с цветами — маком, пионами, анютиными глазками, крыжантами, «девицей в зелени», кусты татарской жимолости, дикого жасмину, сирени и акации, с непрестанным пчелиным, шмелиным жужжанием в густых, пахучих, липких ветках; наконец, господский дом, одноэтажный, на кирпичном фундаменте, с зеленоватыми стёклами в узких рамах, с покатой, некогда крашенной крышей, с балкончиком, из которого повыпадали кувшинообразные перила, с кривым мезонином, с безголосой старой собакой в яме под крыльцом; за домом широкий двор с крапивой, полынью и лопухами по углам, службы с захватанными дверями, с голубями и галками на пробуравленных соломенных крышах, погребок с заржавелым флюгером, две-три берёзы с грачиными гнёздами на голых верхних сучьях — а там уже дорога с подушечками мягкой пыли по колеям — и поле, и длинные плетни конопляников, и серенькие избушки деревни, и кряки гусей с отдалённых заливных лугов... Знакомо ли тебе всё это, читатель?