Предложения в которых упоминается "кантианство"
Дело в том, что русскую философию невозможно понять, если мерить её общепринятыми мерками, иначе говоря, если рассматривать её с позиций гегельянства, кантианства, марксизма или какой-либо другой западноевропейской философии.
Идеализм, как он есть в господствующих течениях кантианства, фихтеанства и неокантианства, спасает духовную личность от материализма, но ценою обескровления мира, а вместе с ним и человека.
Даже при самом беглом обзоре сразу видно, что в ней два главных элемента: мистицизм и критицизм или, что то же, кантианство, так что, если угодно, то можно было бы называть её критическим мистицизмом, хотя точней будет не поступать так, потому что: 1) кантианские воззрения были усвоены им, особенно же до 97 года, далеко не в полном виде; 2) наряду с ними кое в чём попадаются ещё взгляды рационалистов XVII и XVIII веков с их стремлением разлагать данные нашему сознанию связи на чисто логические, а те, которые не поддаются такому разложению, считать кажущимися, в действительности несуществующими.
Так называемый структурно-лингвистический (поздний вариант — текстологический) поворот оппонирует любому как материальному, так и идеальному субстанциализму и эссенциализму, фактически позиционируя себя кантианством без вещи в себе и трансцендентального субъекта.
Метальниковым убедили его в правильности выбранного направления — кантианства.
Это положение привело к тому, что борьба против кантианства стала постоянной темой русской философской мысли.
Преодолев через кантианство искус позитивизма и марксизма, наиболее мыслящая часть русской интеллигенции поворачивает к идеализму, первоначально этическому, а затем и религиозно-метафизическому.
Нормативная теория есть только своеобразная форма кантианства.
Проделав полный цикл развития кантианства, мы теперь, как утверждают многие, стоим опять у прежнего разбитого корыта, перед нами снова встаёт вопрос о вещи в себе.
И до мозга костей рационалист тот, кто выбирает кантианство, кто жертвует христианским реализмом.
С вершин кантианства мелким и ничтожным представлялось то, что располагалось по обе стороны этого философского кряжа: догматическая, и, — что ещё того хуже, — скептическая докантовская философия; философия эпигонов — послекантовская...
Теперь только начинает всё глубже проникать сознание, что самая большая опасность для философии в той черте кантианства, которая имеет видимость творческого и построяющего, — здесь именно замаскированный источник всего современного отрицания.
Ответ кантианства гласит: подлинно сущее возможно, как возможно и его познание, в силу творческой способности философского разума.
Нельзя сказать, чтобы все течения господствующей философии так понимали свою задачу, или по крайней мере, открыто выражали её в такой форме, напротив, именно в кантианстве эта привативность замаскирована наиболее умело, а потому, как сказано, и как очевидно, здесь и кроется наиболее изысканная софистика и наибольшая опасность для философии.
Опять-таки и эта форма привативной философии находит своё самое замаскированное выражение в кантианстве, поскольку у подлинно сущего отнимается его самоопределение и оно подчиняется моральным или иным мотивам и ценностям.