Это — условный поэтический язык, он отражает как бы нарисованные, а не действительные чувства и исключает глубину восприятия.

Это отрицание «старья» подкреплялось поиском новых форм выражения, стремлением создать новый поэтический язык и с его помощью сказать о новом по-новому.

Очевидно, в поэтическом языке правила другие и слоги могут растягиваться или, наоборот, сокращаться, чтобы создавать рифмы.

Скальд вычленил форму как таковую, искусственно разъединив означаемое и означающее в единицах унаследованного поэтического языка и научившись раздельно оперировать их элементами как материалом для сложных орнаментальных построений — стиховых, семантических, синтаксических.

Вопрос лишь кажется простым — многообразие возможных ответов далеко выходит за рамки гендерной проблематики и затрагивает поэтический язык, образную систему, форму, жанр, эстетику, мифопоэтику, метафизику, этику и так далее.

Гердер переходит к рассмотрению происхождения языка, выделяя в нём разные возрасты: молодость языка — это поэтический язык с его богатством образных выражений, метафор; затем следует зрелость языка — это язык литературной прозы и, наконец, философский возраст языка, который становится способом выражения абстрактного мышления, что, однако, приводит к потере его поэтического богатства.

Существование в византийской литературе множества проповеднических жанров на случай, от монодии до энколпия, столь же мало противоречило создавшейся ситуации, сколь и существование стихов на случай не противоречит наличию общего поэтического языка.

Поэзия скальдов — это не просто описания подвигов богов и героев, прежде всего это иной поэтический язык, понимать который умели в то время все уважающие себя люди.