— А вот что: по его мнению, весьма основательному, сказать о ого сочинении правду — значит разбранить его; зная же вперёд, что к «Отечественным запискам» нельзя зайти ни с которой стороны и что они непременно скажут всю правду, наш сочинитель показывает вид, что похвала «Отечественных записок» опаснее для его книги или статьи, чем порицание... Приняв такую политику, он каждый раз, как готовится напечатать где-нибудь свои новые погудки на старый лад, просит «Отечественные записки» бранить его; а «Отечественные записки» каждый раз снисходительно выполняют его униженные просьбы.

Смеху было столько, на всю деревню, что и теперь эта погудка живёт, словно вчера дело было.

У нас погудка живёт, что когда-то давненько в нашу церковь колокол везли; перед самою церковью под горой колокол и стал, колесни завязли в грязи — никак его не вытащить.

Старая погудка, почтеннейший г.

Желаю знать, утешна ль бы была сорока тысячам новгородцев, умирающих под долбнёю, — старая погудка, что это побоище будет невесть как полезно их внукам!

Такова и пословица о скоморошьих погудках — о том, что они у каждого музыканта свои: имеется в виду, конечно, не только игра и музыканты-скоморохи.

Добряки не заметили, что всё это — старые погудки на новый лад, как говорит пословица, то есть дюкре-дю-менилевские романические пружины с сумароковскими нападками на лихоимство и мошенничество.

И не диво, если такой стихотворец, ошибочно провозглашённый поэтом, скоро выпишется, всем надоест старыми погудками на новый лад или новыми погудками на старый лад, утратит даже свой бойкий, звонкий и гладкий стих и, мёртвый для всяких современных, живых интересов, по привычке будет от времени до времени, плохими стихами, воспевать в приятельских журналах то рейнвейн, который нежит, так сказать, глубокомысленно, то малагу, которую пьют, когда уже ничего другого желудок не выносит?..