Ввалившись в жаркое и тесноватое пространство, освещённое тусклой карбидкой и огненными всполохами из-за неплотно прикрытой печной дверцы, мы как-то потерянно топтались на месте, толкаясь локтями и наступая друг дружке на ноги.

Все спало, утихало в ночи: скамья и прялка, в печи чугуны, за цветными стеклами буфета синие, с золотыми узорами, из настоящего фарфора чашки, белые лунные блюдца, на столах кружки и крынки, в углу ухваты; горшки и скалки в кухне, в чулане мотыги и грабли, близ печной дверцы чёрные кривые кочерги.

А предвкушение куда хуже самого страха: вот они свились в невидимый клубок у печной дверцы, за поддувалом, внутри железного листа, что на полу, и затаились, ждут, пока заснут дед и бабушка, которые спят рядом со мной в крохотной комнатёнке; ждут, чтобы просочиться наружу.

Обнаружив только несколько чёрных пятен на линолеуме и чуть позже — испорченную печную дверцу, она постепенно обрела дар речи, о чём я мог судить по восстановившемуся с прежней — обычной — силой потоку её нотаций.

Она вообще рассказала очень немного, несмотря на то, что как только на улице темнеет, и единственным источником света в доме становится тускло-оранжевая прямоугольная щель вокруг закопчённой печной дверцы, нам не остаётся ничего, кроме разговоров.

Дежурный истопник дремал, сидя на табуретке возле печной дверцы.

За печной дверцей уютно потрескивал огонь... Но комната всё равно оставалась пустой, холодной и скучной.

Не включая свет, они уже около часа сидели вдвоём в тёмной кухне, и лишь блики огня за печной дверцей прорезали иногда густую тьму.