Расцвет риторики совпал с расцветом афинской рабовладельческой демократии, когда ведущую роль в государстве стали играть три учреждения: народное собрание, совет пятисот, народный суд.

Кроме перечисленных выше деяний хулиганы начали активно мешать проведению различных мероприятий, начиная от комсомольских собраний и заканчивая заседаниями народного суда.

Ужасна была ярость, с которой в народе реагировали на проявления присущих, как считалось, оборотням признаков, а народные суды и массовые казни истребляли сотни ни в чём не повинных людей.

Если народному суду не удавалось примирить супругов, дело могло быть рассмотрено по заявлению супруга в вышестоящей инстанции, которая и выносила окончательное решение.

При этом «практика народных судов знает многочисленные случаи признания прав на имущество... когда супруг умершего, хотя и не был зарегистрирован, но фактически был супругом».

Вряд ли имеет смысл искать корни суда присяжных в древнейших учреждениях непосредственного народного суда, в котором политическая сторона почти совершенно заслоняла сторону правовую.

Это возражение имело бы некоторый смысл, если бы мы, отнимая у народного суда возможность судить правильно, тем самым отняли бы у него всякое желание судить; но публика судит и будет судить всегда.

Таково возвышающее и облагораживающее действие суда присяжных, этого венца и лучшего украшения судебной реформы, этого истинно гласного и народного суда совести.