Прянули быстрые стрелы, и несколько всадников в халатах и малахаях с коней рухнули.

И тотчас шубу на плечи, малахай на голову, рукавицы под мышку и за дверь.

На обложке, одетый в высокий малахай, сшитый из козьей шкуры, стоял одинокий человек.

Ходатайство, печать, деньги, а так же шашку, лисий малахай и кушак у него отобрали, а самого заковали в кандалы...

На голове рыжие лисьи малахаи.

— Вот малахаи кончатся, тогда и начну...

Мало есть зрелищ, столь же выразительных, как поставленные рядом краснорожие от спирта, раскормленные, грузные, отяжелевшие от жира фигуры лагерного начальства в блестящих, как солнце, новеньких, вонючих овчинных полушубках, в меховых расписных якутских малахаях и рукавицах-крагах с ярким узором — и фигуры доходяг, оборванных «фитилей» с «дымящимися» клочками ваты изношенных телогреек, доходяг с одинаковыми грязными костистыми лицами и голодным блеском ввалившихся глаз.

Ни тулупа, ни рукавиц, ни малахая, ни онуч не наденуть.