Я вот рефлектирую: имею ли право «перетаскивать» строки любимого поэта, написанные совсем о других местах, на чешскую почву?

В тот день мы читали стихи любимых поэтов.

Я знаю. Мой любимый поэт басе и ли бо... люблю поэзию эпохи тан.

Ей говорили, что некоторые любители есенинской поэзии не раз поднимали вопрос о начале сбора средств на памятник любимому поэту и установку его на месте захоронения.

И по странному затмению, которое тоже неизменно овладевает умами всех в эту пору, мы, играя свои роли, уже не помнили об том, чем должна окончиться эта поистине «божественная» комедия, не помнили её предуставленной развязки, хотя столько раз читали её в книгах любимых поэтов.

Этот факт инстинктивного отторжения сознанием советских и даже постсоветских читателей малейшей возможности антикоммунизма в миросозерцании любимого поэта является важным психологическим аргументом в пользу того, что репутация борца с большевизмом не могла стать для подавляющего большинства его читателей сколь-нибудь привлекательным моментом в гумилевской биографии.

Романтические грёзы моих жителей, изучавших в школе стихи любимого поэта («Белая береза под моим окном принакрылась снегом, точно серебром...») воплощались по весне в прекрасное дерево, высаженное однажды весной — бесконечное коловращение эмоций, живущих в стихах и палисадниках.

Я приподнялся на цыпочки и попытался достать творения любимого поэта.