Но сейчас лицо покойника было совершенно неповрежденным!

Лицо покойника было чистым. Никаких следов смертельного жара, никакой спёкшейся хотя бы в дальнем углу шеи кожи.

Ни разу в жизни у меня не бывало так, чтобы я открыл дверь и обнаружил, что смотрю прямо в лицо покойнику.

Она, как выяснилось при ближайшем рассмотрении, была не то чтобы белой, а бледной, как... лицо покойника в гробу.

Он прорвался к телеге и несколько раз прошёлся кнутом по неподвижному лицу покойника.

Не отпуская поводьев, корчмарь приблизился к стреловидной ели, под тёмным пологом которой лежал мальчик, наклонился, заглянул в его засыпанные хвоей глаза, почему-то подул на него, как на гаснущую свечу, потом стянул с него кепчонку, обнажил голову с лёгкими, спутанными, как омела, волосами, выпрямился, постоял над трупом, снова нагнулся, только теперь иначе, встав на колени, взял кепчонку, зажал её между ладонями, словно собираясь отогреть, прикрыл ею ещё не посиневшее веснушчатое лицо покойника и задумался.

В некоторых местах оно даже покрылось чем-то вроде трещин — такими обычно покрываются лица покойников, едва заметные, эти синие борозды устрашают и отталкивают взгляд созерцающего их.

— Я охотнее помолился бы возле тела честного бедняка, — сказал он, всматриваясь в продолговатое и бледное лицо покойника, чьи свинцовые глаза, казалось, уставились на монаха.