Удивительно чёткая, лаконичная резьба верхней части божества, выдававшая уверенный почерк мастера с большой буквы; спокойное, даже величавое лицо богини, в котором при тщательном рассмотрении ясно читалась безмерная усталость, и даже горечь, с которой были поджаты её губы... и неряшливо, грубо вырезанное тело.

По её мысленному повелению конверты птицами взлетали с исписанного рунами ложа, вскрывались, ленточки на свитках распускались, и письма одно за другим зависали перед лицом богини.

Хоть лицо богини и выглядело серьёзным, но видно — её зелёные глаза сверкают весельем, а улыбающиеся губы, казалось, вот-вот прыснут безудержным смехом.

Строгое лицо богини враз исчезло, осталось просто смеющееся лицо молоденькой девушки.

Пламя опрокинутого треножника, потухая, вспыхнуло в последний раз огромным, раздвоенным, как жало змеи, голубым языком и озарило лицо богини.

Лицо богини теперь было полностью упрятано в мифриловую маску и изуродовано выступившими из челюстей жвалами, обильно украшенными разноцветными каплями яда.

Она привыкла получать желаемое, поскольку природа случайно одарила её лицом богини.

Лицо богини казалось красивой маской.