Я заметил, что мою индианку знобило.

Тогда мать её, индианка, за неимением мужчины, который бы наполнил её кладовую на зиму, пустилась на рискованный эксперимент и решилась переждать до движения лососей с пятьюдесятью фунтами муки и двадцатью пятью солонины.

Мать её — индианка, оставшись без мужчины, который пополнял бы её зимние припасы, пошла на рискованный эксперимент: решила дожидаться нереста лососей, имея всего лишь пятьдесят фунтов муки да фунтов двадцать пять бекона.

У неё были чёрные волосы и кожа цвета меди, она основала благотворительный фонд для помощи детям американских индейцев, но это не обязательно означало, что она и сама была индианкой.

Слоны и ферзи наводили на индианку тоску, она предпочитала фигурам, вырезанным из желтоватой слоновой кости, свои древние тяжёлые книги и шкатулки с драгоценностями, которые я ей дарил.

Я знал, что в такие минуты индианку лучше всего оставить в покое, позволив предаваться своим тяжёлым воспоминаниям без помех.

А мудрые индианки из храма со слонами поселились жить на нижней полке, где раньше обитал бай и куклы частенько стали приходить к ним в гости, потому что они очень много знали и рассказывали удивительные истории, а ещё они разрешали другим куклам кататься на черных эбеновых слонах.

Это были индианки — близнецы, плотно сшитые друг с другом боками.