Месть
Как-то жил да был в хуторе богатый прасол Прошка. И такой был жадный, что так бывало, в хуторе его только и слышишь, – ходит, голосит: то не во что ему одеться, то нет у него сегодня хлеба, и он вторые сутки, будто бы, ничего не ел, то стало плохое рыбальство, и рыбалки мало рыбы ловят, то часто он терпит мол, убытки от купленной рыбы. А то слушаешь – опять голосит: нету соли, и рыба я бутах пропадает, пухнет: то рыбалки его как-то обсчитали, то он когда-то кому-то занял на хлеб денег – и забыл по своей «простоте», кому дал, а рыбалки, недобрые люди, промолчали, я не отдают долг. «Так и пропали мои денежки», – голосят Прошка. И все так бывало, плачет-причитает, а у самого» как говорится, денег и свинья не ели.
Семья-то у него, у Прошки, была небольшая, он да жинка. Да был у него несменный работник, дед Губака – смолоду рубака. Работал Губака у Прошки много и долго, а получал за это мало и редко.
Вот приходит «покров». Прошка и зовет Губаку в дом и ведет с ним расчеты за весь год. Кладет счеты на стол, а Губаку ставит у порога и спрашивает:
– Ну, Губака, ты у меня живешь от «покрова» до «покрова», так?
– Так, – кивает головой Губака.
– Причитается тебе за год две с половиной красных, так?
– Так!
– Ты сносил две пары бродельных сапог, пару валенок и две пары выходных башмаков. Всего на 11 рублей 60 копеек, – так?
Губака думает и не решается разинуть рот. Когда-же это он носил выходные башмаки? Что-то не припомнит. Тогда Прошка отвечает сам за него: «Так».
– Всякой одежи, верхней и нижней, ты сносил на 7 рублей 50 копеек. Так?
Губака молчит и только лоб морщит, стараясь припомнить, сколько раз менял он рубаху за год. Прошка прибавляет:
– За старый мундир я с тебя ничего не беру, так?
Тогда Губака решается ни о чем больше не думать и подтверждает:
– Так.
За шапку и казачий картуз, что куплены были на ярмарке, кладу 1 рубль, так?
– Так, – уже не задумываясь, отвечает Губака.
За харчи, не считая того добра, что ты поедал наравне с нами, а иной раз и больше, на годовые праздники и престольные кладу 3 рубля, так?
Губака не решается подтверждать и спрашивает:
– А как же за годовые праздники и престольные дни, особо?
– Это прощаю!
Тогда Губака соглашается:
– Так.
А теперь подсчитаем: всего 11 рублей 60 копеек, да 7 рублей 50 копеек, да 1 рубль, да 3 рубля, вот и получается 23 рубля 10 копеек. Так?
– Так! – кивает Губака.
Ну, а остача – бабке па каймак. Иди себе из хаты на работу, Губака.
Губака поворачивается, чтобы уходить, но Прошка его останавливает:
– А ну, постой, Губака!
Губака останавливается и ждет.
– Ты же, парнище, как? Еще остаешься работать у меня или, может, куда уйдешь? – спрашивает Прошка, хотя отлично знает, что Губаке на зиму деваться некуда.
Губака пожимает плечами и нерешительно отвечает:
– Что же, прядется остаться.
– Ну, вот и хорошо, парнище! – И тут начинает Прошка давать Губаке двадцать четвертое поучение: – Ты сколько уже у меня работаешь?
– Двадцать четвертый год, – не задумываясь, отвечает Губака.
Ну, так вот, дурак ты был, дураком и останешься. Сколько раз я тебя уже учил и сейчас буду учить. К примеру, вот принимаешь ты дурень, от рыбалок рыбу – всегда старайся для хозяина прикрасть. Много не надо, брать: принимаешь десяток, возьми ты у них одну рыбку. Принимаешь сотню, возьми десяточек. Принимаешь тысячу – возьми сотню. Понимаешь? А когда покупаешь опилки, или соль, или какую другую всячину, всегда старайся обмануть. Ну, там опять-же много не бери. Возьми мешок-два за каждую поездку, ну и довольно. От этого продавец не обеднеет, а для нас в хозяйстве всегда пригодятся. Ведь как учит нас старая поговорка? Запас, говорится, по затылку не бьет, вот как.
И так ежегодно на «Покров» Прошка поучает Губаку, хотя тот давно знал все это, как азбуку. И Губака беспощадно крал все для хозяина везде, где только приходилось ему выполнять поручения Прошки.
Но сколько не крал Губака, сколько не обманывал рыбалок и купцов, а все от хозяина милостей и добра не видел. И вот пришлось на старости лет заболеть деду Губаке – И в тот же день Прошка выгнал его на улицу. И стал старый Губака скитаться без крова, без пиши и без присмотра. Куда он ни ходил, кому только ни предлагал свой труд – никто из богачей не брал его. Кому нужен дряхлый старик? Все гнали Губаку, как собаку, которая одряхлела и не может лаять.
Наступили заморозки. Стал Губака думать, как ему быть дальше. Долго думал, потом решил: «Пойду-ка я к рыбалкам».
Вечерело. По пути зашел Губака в одни двор и украл там топор. Пришел на тоню. Рыбаки узнали о краже, но у рыбака – душа добрая. Все обиды ему простили, накормили его, обогрели у костра и позвали в балаган спать. Не захотел Губака спать:
– Нет, братцы, – говорил он со слезами на глазах. – Спать я не буду – столько лет я не спал, все копил Прошке богатство. Так ведь, братцы?
Все молчали и качали головами.
– А сегодня я ночь не посплю для вас, – сказал Губака тихо и вдруг, повысив голос, закричал что было силы: —
– Все верну, все, что мной было для Прошки награблено! Весь тот кованый сундук, что золотом наполнен, возьму! Возьму – и все пущу на ветер, на дно донское! Иль нет, лучше отдам тому, кто честно свое это добро заработал!
Удивлялись рыбалки, глядя на Губаку, и думали, что дед сошел с ума. А он все продолжал кричать и колотить себя в грудь кулаком. Потом притих и настойчиво потребовал:
– Братцы, нынче рыбы будет полон Дон. Смотрите же, не зевайте. Да в долг не продавайте – Боже вас упаси. Требуйте от Прошки наличными деньгами.
И вышел Губака из балагана, исчез куда-то. Рыбалки сперва не поверили, потом решили попробовать и высыпали невод.
Тянут, не подтянут, вытянуть не могут. И в самом деле, рыбы полон Дон. Засуетились рыбалки, приехал и Прошка, увидел, сколько рыбы, аж побледнел. Сейчас же послал работника верхом проехать по всем тоням и узнать, везде ли такой улов, чтобы в цене не промахнуться. А сам начал принимать улов и закупать все притоненье «на темную», чтобы не досталось другим прасолам.
Скоро прискакал работник и сказал на ухо Прошке, что по всему Дону рыбы не видать.
Конец ознакомительного фрагмента.