8 час. 44 мин.
Если бы Джерри и Дэвид внимательно рассмотрели свои снимки (те, что никогда не попадут в проявку), они бы заметили на горизонте, за Эмпайр-стейт-билдинг, белую движущуюся точку. Что-то вроде большой блестящей чайки на синем небосводе. Но птицы не летают так высоко и так быстро. Солнечные лучи сверкают на серебристом предмете, как в фильме «Миссия невыполнима», когда секретный агент, чтобы предупредить коллегу, не поднимая шума, зеркальцем посылает ему в глаза солнечный зайчик.
В «Небе Парижа» все продумано: вы ни на минуту не должны забывать, что находитесь выше всего нормального. Даже стенки унитазов в туалете изображают крыши Города-светоча, чтобы мужская половина клиентуры могла отлить на него сверху.
Надо бы вернуться сюда пообедать: меню довольно соблазнительное. «Осень в „Небе Парижа“ глазами Жан-Франсуа Уайона и его команды»: на закуску настоятельно рекомендуется эскалоп из утиной печени на медовой коврижке с соусом из белых грибов (24,5 евро); в качестве рыбного блюда мы имеем филе барабули на гриле с пюре из баклажанов, заваренным рыбным бульоном (26 евро); в качестве мясного Жан-Франсуа Уайон рекомендует голубя с пряностями, зажаренного в меду, с засахаренной капустой (33 евро). На десерт я склоняюсь к теплому шоколадному пирожному «Гуанаха» и сливочному мороженому с орешками. Знаю, это не самое правильное питание – Карл Лагерфельд не одобрил бы мой выбор, – и все же я предпочитаю пирожное, а не бобы тонка и вишни или даже фиги, обжаренные в ванильном масле с бурбоном.
За моей спиной разворачивается страшная драма: чета американцев требует на завтрак яичницу с ветчиной и грибами, но официантка с обворожительной улыбкой говорит: «I’m sorry[28], у нас подают только континентальный завтрак». Континентальный завтрак состоит из тостов, булочек, фруктового сока и горячего напитка, он менее плотный, чем тот, что американцы привыкли поглощать по утрам, а потому они встают, громко чертыхаясь, и покидают ресторан. Им непонятно, как это в таком туристическом центре не могут подать добрый сытный завтрак. С чисто коммерческой точки зрения они не так уж и не правы. Но зачем путешествовать, если есть все то же, что дома? На самом деле в этом жутком недоразумении у всех своя правда. «Небу Парижа» стоило бы позволить людям есть то, что они хотят, и предлагать на завтрак такой же выбор, как и на обед. А американцам пора бы перестать пытаться любой ценой навязать свой образ жизни всей планете. А вообще-то, если вдруг сегодня, в 8.46 утра, в башню Монпарнас врежется самолет, как в Северную башню Всемирного торгового центра 11 сентября 2001 года, то эти двое останутся в живых.
Самое потрясающее, что однажды в одну из нью-йоркских башен уже врезáлся самолет; это было в 1945 году, в туманную ночь. Бомбардировщик B-25 американской армии разбился об Эмпайр-стейт-билдинг на высоте 78–79-го этажей. 14 погибших, гигантский пожар, пламя в несколько сот метров высотой. Но Эмпайр-стейт-билдинг не рухнул, потому что стальной каркас здания не расплавился – в отличие от каркаса Всемирного торгового центра (сталь теряет прочность при 450° и плавится при 1400°, но, по оценкам, при пожаре «боинга» температура достигала 2000°). В 2001 году 40 000 литров горящего керосина разрушили металлический костяк башен, и верхние этажи рухнули на нижние. При строительстве башен-близнецов Ямасаки использовал новую технологию: он отказался от лабиринта внутренних опор и перенес основную тяжесть на внешние стены, состоящие из стальных вертикальных конструкций, расположенных очень близко друг к другу и соединенных горизонтальными балками, которыми опоясан каждый этаж. Такая архитектура позволяла высвободить максимум внутреннего (то есть приносящего наибольшую прибыль строительным подрядчикам) пространства. Именно из-за этих опор, покрытых тонким слоем алюминия, обе башни казались полосатыми и похожими на стереофонические колонки.
Вывод: башни-близнецы были построены так, что выдержали бы удар самолета без горючего.
Добро пожаловать за минуту до. Когда все еще возможно. Они могли вдруг уйти, могло же им такое взбрести в голову. Но Картью говорит себе, что времени у них много, что свою нью-йоркскую эскападу они используют на все сто, а дети сидят с довольным видом. Некоторые клиенты покидают ресторан: каждую минуту кто-то входит или выходит. Смотрите, пожилая дама, которую только что побеспокоили Джерри и Дэвид, та, что с фиолетовыми волосами, вдруг встает, она уже оплатила счет (и не забыла оставить пять долларов на чай), медленно движется к лифтам, два мелких бузотера напомнили ей, что надо купить внуку подарок на день рождения, она говорит: «Have a nice day»[29] – администраторше и нажимает на кнопку «Mezzanine», кнопка загорается, брякает звонок, ей только что пришла мысль побродить по торговому центру, она помнит, что вроде бы тут есть магазин «Тойз-Ар-Ас», только не помнит где, то ли в подвале, то ли на первом этаже, – вот о чем она думает, когда двери лифта плавно закрываются. Всю оставшуюся жизнь она будет говорить, что сам Господь велел ей поступить именно так, и всю оставшуюся жизнь ее будет мучить вопрос, почему Он так сделал, почему Он оставил ее в живых, почему Он позволил ей думать об игрушках, почему Он избрал ее, а не двух маленьких мальчиков.