Часть вторая
Приходящий на помощь
***
Ильяс20 Рахматуллин возвращался в Новосибирск. Неделю он провёл у родителей в селе Кирби Лаишевского района – помогал отцу с починкой кровли. В том же селе жили две его сестры. Потом пару дней гостил у брата в Казани. Из Казани он и выехал позавчера. Дома, в Новосибирске, Ильяса ждала семья – жена Айнура, семилетний сын Ильгис, пятилетняя дочурка Гулечка.
Предрассветные сумерки почти рассеялись, но солнце ещё не выглянуло из-за горизонта. У деревни Севастьяновка, Ильяс сбавил скорость и свернул на бензоколонку «Актин». Рядом – гостиница, кафе, магазин, стоянка. Он часто заворачивал сюда, проезжая мимо, чтобы заправить машину, купить какое-то питьё или просто передохнуть. В этот раз ему нужно было ещё и подзарядить мобильник. Проблема с батареей обнаружилась несколько дней назад. Он думал отдать его в починку после возвращения из поездки. Пару часов назад гаджет выключился, перед этим известив о полном разряде.
Ильяс, договорившись с кассиршей «Актина», отдал ей мобильник и зарядное устройство. Потом заправил бак и припарковал машину у ограды автостоянки. Он хотел немного покемарить, поэтому разложил сидение и отодвинул его. А минут через пять уже дремал.
Сколько времени спустя очнулся – трудно сказать. Прошло минут десять или, может быть, двадцать. Снаружи донёсся шум, Рахматуллин открыл дверцу и вышел из машины.
Со стороны деревни – она находилась по ту сторону трассы – доносился вой сирены. Вокруг никого. Ильяс поспешил за своим телефоном, но на бензоколонке не было ни продавщицы, ни охранника. Сирена в деревне не умолкала. Уже предчувствуя дурные известия, он направился к кемпингу.
В кафе собралось человек десять, продавщица и охранник были среди них. Все стояли возле прилавка с совершенно растерянным видом, бросали взгляды в телевизор и что-то обсуждали. Ильяс подошёл к ним – и обомлел. На экране, сменяясь, мигали надписи: «Воздушная тревога!» и «Радиационная опасность!». Изображение сопровождалось прерывистым однотонным сигналом.
Телефоны у людей то и дело звонили либо извещали о принятом сообщении, некоторые пытались сами дозвониться. На Ильяса никто не обратил внимания.
– Может быть, это кино? Такое уже было…
– Да, англичане так же вот какое-то шоу своё начинали. Типа, русские на прибалтов напали, и всё такое.
– Да ну, вы что? Какое на фиг кино?! На всех каналах один фильм?
– Не могу дозвониться до Светки…
– И в телефоне у вас кино?
– Что стоим тут? Надо прятаться. Есть тут у вас убежище?.. Подвал?
– Нам-то чего бояться? Они города будут бомбить.
– Да, это не шутки!
– Мне кажется, это учебная тревога. Большие учения.
Ильясу тоже хотелось бы думать, что это учения. Серьёзные такие учения для всей страны. Но нет. Рассудок подсказывал – это страх не позволяет принять бесповоротный и ужасающий факт войны. Каждый в эти мгновения пытался продлить мирное время… хотя бы в своей внутренней реальности.
Он подошёл к кассирше с бензоколонки и попросил вернуть мобильник. Но та боялась идти на станцию.
– Вы что? Там бензин! А вдруг сейчас всё взорвётся?! Я не пойду туда! – восклицала она.
Помочь вызвался охранник. Он направился к выходу.
– Пойдём, я отдам тебе твой телефон. Мне закрыть всё надо.
Ильяс последовал за ним. Со стороны стоянки, от дороги и со второго этажа кемпинга доносились нервные выкрики и слова: «война», «тревога», «убежище», «ударная волна», «радиация». Люди, разбуженные мобильным оповещением, выходили на улицу.
Получив обратно гаджет, Ильяс сразу включил его и пошёл к своему автомобилю. Рядом с его машиной стояла другая, а перед ней – трое мужчин. Они, понизив голос, спорили между собой. Как понял Ильяс из нескольких исподволь услышанных фраз, эти люди ехали из Новосибирска, а теперь решали: продолжать путь дальше или возвращаться?
Начало атаки Рахматуллин не увидел – он был в машине. Метрах в двух слева от него остановился выезжающий с парковки грузовик: его двигатель работал весьма громко и прямо напротив «форда». С другой стороны стояла легковушка и железная бытовка кассы. Впереди парковка, и несколько большегрузов на ней, а позади – бензоколонка. В общем, обзор у Ильяса был ограниченный. Кроме того, едва он запустил мотор, как мобильник подал сигнал о принятом сообщении, а через несколько секунд зазвучала мелодия вызова.
Он подумал, что звонит жена. С нетерпением достал из кармана мобильник, но…
В это время и началась череда ядерных взрывов. Их произошло не менее дюжины – воздушных и наземных – далеко на горизонте. Наземные взрывы видны не были, а вот вспышки воздушных (как представлялось, на высотах порядка двух – трёх километров) от бензоколонки «Актин» можно было наблюдать. Поднялся крик, кто-то бросился сломя голову в здание мотеля, ещё кто-то сел в машину и рванул по трассе в сторону Омска…
Ильяс криков не слышал, визга тормозов тоже: всё его внимание поглотил вызов по телефону. Некоторое изменение освещения, а оно было довольно заметным, он бессознательно принял за свет автомобильных фар. Поднеся телефон к уху, услышал: «Внимание всем! Воздушная тревога! Воздушная тревога! Радиационная опасность! Радиационная опасность! Примите меры защиты».
Слышимость была плохой – раздавался треск, голос диктора временами пропадал и как бы «плавал» (растягивался, отдавался эхом). Сообщение повторилось два раза, после чего соединение было разорвано. Через несколько секунд пришла эсэмэска с инструкцией по радиационной безопасности.
Рахматуллин попробовал дозвониться до супруги, но на дисплее высветилось сообщение: «Ошибка соединения». Решил позвонить отцу – тот поднялся ещё до рассвета, Ильяс знал наверняка, – но опять высветилось сообщение об ошибке. Тогда он положил мобильник на пассажирское сидение и включил заднюю передачу, чтобы выехать…
Суету он заметил сразу, ещё в зеркале заднего обзора, но не придал ей особого значения: эта суета началась ведь не только что, причины её были очевидны для Ильяса. Он медленно и осторожно развернул автомобиль. Справа – строения мотеля, слева – рассветный восток, и туда в эти мгновения было устремлено множество взглядов. Ильясу обзор загораживали бензоколонка и грузовая «газель», вставшая у крайнего заправочного аппарата. Однако, проезжая мимо, он повернул голову налево – и через пространство автозаправки увидел нечто, заставившее его немедленно остановить машину. Это были чёрные облака, поднимающиеся из-за вершин ближайших перелесков и невероятно сильные всполохи на фоне рассветного неба.
Самая «светомузыка» уже закончилась: он видел остаточное сияние, догорание раскалённого вещества. Судя по направлению, взрывы происходили на стартовых позициях и местах дислокации Новосибирской дивизии РВСН, то есть в районе Пашино и восточнее. Взрывов слышно не было, земля не содрогалась.
Рахматуллин остановил машину и едва вышел из неё, как горизонт в той стороне, где небо багровело зарёй, осветился так ярко, что заря поблёкла. Словно там одновременно вспыхнули тысячи прожекторов направленных вверх. Ослепительная оранжевая звезда вспыхнула низко-низко: чуть ниже она была бы заслонена вершинами деревьев, находящихся примерно в полукилометре от автозаправочной станции. Звезда разгоралась мгновения – нестерпимый блеск продержался секунд пять. Затем свечение стало слабеть, и рассветное сияние вновь окрасило небосклон в розово-алые тона. Но свет далёкой вспышки не исчез совсем – он сжался до небольшого зарева, а сама отгоревшая звезда превратилась в красный овал, зависший в приземном мареве. Через несколько секунд овал совсем исчез, окутавшись чёрным облаком, которое подпиралось снизу толстым столбом такого же чёрного дыма. Медленно, почти незаметно рос на горизонте страшный гриб, в полном безмолвии затихшей природы.
Взрыв, который наблюдал Ильяс, произошёл явно ближе остальных и несколько южнее. На таком расстоянии, конечно, невозможно было определить точно, где случилась катастрофа, но если предположить, что череда первых ударов была нанесена по позиционному району, то теперь цель была в пределах города.
Рахматуллин некоторое время смотрел, как поднимается далёкая чёрная туча, и собрался уже сесть в машину… но восток вновь озарился нестерпимо ярким оранжевым сиянием! Ильяс зажмурился, прикрылся рукой, словно от дальнего света фар, включённых в паре метров от лица. И опять повторилась картина с быстро разгорающейся и медленно угасающей звездой, на месте которой возникло тёмное облако.
В этот раз ядерный исполин вырос ещё южнее, он был явно светлее предыдущих и отстоял чуть в стороне от остальной группы атомных «протуберанцев». Относительно наблюдателей на бензоколонке все они находились по другую сторону трассы и немного севернее того места, где вскоре взойдёт солнце.
Со стороны мотеля послышались возгласы. С мансарды кто-то указывал вдаль – несколько в южном направлении, туда, где над перелесками возвышалась ретрансляционная башня. Оказывается, с мансарды было видно, как правее этой башни происходят множественные ядерные взрывы. Они были далеко, скорее всего, в районе Барнаула: там тоже имелся позиционный район РВСН. С высоты человеческого роста увидеть их было невозможно, но свечение на небосклоне наблюдалось.
В то время, когда некоторыми людьми овладела паника (раздавались крики и стенания, от заправки донёсся душераздирающий женский вой), другие – проявляли сумасбродство и цинизм. Они снимали на мобильники далёкие ядерные взрывы: дальнобойщик – из кабины, постояльцы или работники – из окон мотеля, проезжие – с площадки у бензоколонки… на обочине трассы компания молодых людей обменивались матерными репликами и тоже снимали своё «кино».
«Скоты…» – мысленно, а может быть, и вслух произнёс Ильяс. Ему было горестно наблюдать такую картину. Огромный город в эти секунды пожирался атомным пламенем, люди гибли тысячами, мир летел в преисподнюю… а подонки тешили своё тщеславие. Они полагали, что этими трагическими кадрами позже (залив их в соцсети) смогут привлечь внимание и собрать «лайки» таких же мелких душонок, как они сами.
Рахматуллин сел за руль, выехал на дорогу и направил машину в сторону Новосибирска. Сейчас он находился в таком состоянии, что не задумывался о смертельной опасности, которая могла ему грозить: все мысли были заняты судьбой семьи.
***
Когда автомобиль набрал скорость, Ильяс снова попробовал дозвониться до супруги. И опять высветилось сообщение об ошибке сети. Включил радио. На коротких волнах раздавался только шум, иногда перекрываемый треском. На средних волнах стоял беспрерывный треск и сопровождался он подвыванием на низких частотах. На длинных – приёмнику удалось найти три рабочих канала, но на них передавался лишь какой гудок, который искажался и через несколько секунд тонул в шуме. Приёмник, теряя волну, начинал автоматический поиск. Ильяс не помнил, как отключается эта функция. Он остановил машину, достал из бардачка инструкцию к стереосистеме и через минуту нашёл нужный параграф. Потом вручную настроился на волну радиостанции «Маяк».
На «Маяке» мужской голос дважды повторял сообщение: «Внимание всем! Воздушная тревога! Радиационная опасность!» – после этого, женский голос зачитывал инструкцию. Рекомендовалось немедленно укрыться в подвале, цокольном помещении или в бомбоубежище. Звучали слова: «Возьмите с собой личные документы, средства индивидуальной защиты, запас воды и продовольствия. Примите меры по защите пищевых продуктов и воды от возможного заражения. Перед уходом отключите нагревательные приборы, электричество, перекройте газ и воду. Плотно закройте окна и форточки, вентиляционные отверстия». Помехи то полностью заглушали голос диктора, то искажали его. «Если вы находитесь на открытом пространстве, примите меры защиты от поражающих факторов атомного взрыва: светового излучения, ударной воздушной волны и радиации…» Треск и вой, какие-то непонятные звуки. «Если вы совершаете поездку на личном транспортном средстве, немедленно остановитесь…»
Ильяс не внял последнему совету: он повернул руль влево, выехал на дорогу и быстро разогнался. Радио продолжало работать, «Маяк» без конца прокручивал инструкции в автоматическом режиме.
Ильяс связывался с супругой, но его вызовы всякий раз обрывались. Пытался он дозвониться и до родителей, и до брата, и до сестёр – увы, мобильник сигнализировал отбой и высвечивал сообщение: «Ошибка сети».
Рахматуллина покинула решительность. Его внимание совершенно отвлеклось от дороги, в руках была слабость, грудь сдавливали спазмы, как при рыдании. Он остановил машину и выскочил из неё, даже не закрыв дверь. Пробежал с десяток метров вперёд и остановился. Несколько секунд смотрел вдаль, где восходящее солнце красной каймой обрисовывало чёрные силуэты смертоносных туч. Потом вернулся, облокотился на кабину и обхватил голову ладонями. В сторону Омска проехала фура. Её водитель дважды просигналил, моргнул «дальним» и что-то прокричал в открытое окно: Ильяс различил лишь слово «война».
Что же делать? В городе огонь и радиация, каждый вдох чреват смертельной опасностью для человека… да что там для человека – для всего живого! Одежда, волосы, кожа – всё моментально впитывает распадающееся вещество, превращая живые организмы в такую же распадающуюся субстанцию. Можно ли там спасти кого-нибудь? Надо ли рисковать своей жизнью ради тех, кто в ближайшие часы превратится в радиоактивное мясо?
На мгновение в памяти всплыла история, поразившая его в детстве. Эпизод из жизни Чингсхана – он бросил свою молодую жену Бёрьте на поругание врагу… бросил, чтобы спасти собственную жизнь. Ах, судьба! А что в Казани? Что с родителями? Он поедет туда… и что им скажет? А найдёт ли он их живыми и здоровыми? Нет, там брат и сёстры. А потом? Когда-нибудь потом, как он объяснит им, что вот так остановился, не доехав до города… и повернул обратно?!
Ильяс отошёл от автомобиля, встал лицом к востоку. Постоял так со сжатыми кулаками, потом опустился на колени и поднёс ладони к лицу. Он молился. Произносил дуа21. Совсем не религиозный в повседневной жизни Рахматуллин в этот момент искал помощи у Всевышнего.
Минуты две он молился. Затем поднялся на ноги, машинально стряхнул с брюк пыль и травинки.
Самообладание возвращалось к Ильясу. Он едет в сторону взметнувшихся к небу дымов, но тех, к кому он спешил, возможно, уже нет в живых. Там ад. Он и сам сгинет в этом аду. Но он мужчина. Он должен дойти до конца, и если суждено ему сгинуть – сгинет. По крайней мере, его совесть будет чиста. Лучше погибнуть, чем до конца жизни носить в душе клеймо труса. Но нет! Не может быть, чтобы они погибли – жена и дети! Ведь была объявлена тревога, хотя и поздно. А в городе есть убежища, и метро недалеко от их дома. Надо спешить к ним!
Он сел в машину и продолжил путь. Почти все встречные автомобили сигналили и мигали дальним светом. Попадался транспорт, оставленный на обочине: видимо, люди выполняли рекомендации МЧС и покидали свои авто, чтобы найти более-менее безопасную лёжку. Но вообще, в этот ранний час автомобилей было мало.
У перекрёстка напротив посёлка Лесная Поляна Рахматуллин увидел десятка два фур, стоявших у обочины в направлении Омска, а перед ними – машину автоинспекции. Вторая машина ДПС находилась у середины колонны, где собралось полтора десятка водителей и четверо полицейских: между ними, кажется, шёл спор. Ещё один автомобиль ДПС стояла метрах в ста от конца колонны, её экипаж останавливал грузовики, после чего одних отпускал, другим предлагал встать на обочине.
«Маяк» всё так же передавал предупреждение о воздушном нападении и инструкции МЧС. Как показалось Рахматуллину, помехи усилились. В конце концов, помехи и бесконечное повторение одних и тех же фраз стали раздражать Ильяса, и он выключил приёмник. Позвонить по телефону родным по-прежнему не удавалось.
У деревни Белобородово стояла «пятнашка»22 ДПС. Полицейские, вооружённые автоматами, выбирая по каким-то признакам машины из потока, останавливали некоторые, проверяли документы водителей. Ильяс на своём «форде» проехал мимо них беспрепятственно.
Примерно в тридцати пяти вёрстах от Новосибирска, на подъезде к Коченёво, он упёрся в автомобильный затор. Здесь трасса «Иртыш» имела ответвление. Раньше дорога проходила по краю посёлка, теперь это полотно превратилось в дополнительное (оно вело в населённый пункт), а немного севернее был проложен расширенный объезд, ставший частью магистрального пути. На объезд Рахматуллина не пустили: перед ним был пикет, и около двух десятков уполномоченных (составлявших пары инспектор ДПС—солдат ВАИ) останавливали всех без исключения. У Ильяса спросили, в какой населённый пункт он направляется, не является ли сотрудником специальных служб, действующим офицером армии или полиции? Получив ответы, они предложили оставить машину где-то поблизости, после чего решать вопрос дальнейшего продвижения в комендатуре.
Рахматуллин свернул на старую дорогу. Но далеко проехать не получилось. Он только миновал дамбу возле турбазы «У озера», потом поворот на Кумысный… и всё – дальше, насколько можно было обозреть, стояли машины, ходили люди. Слева – вспаханное поле, справа, шагах в ста от дороги, – несколько кирпичных строений полузаброшенного вида и полдюжины сельскохозяйственных агрегатов. В обратную сторону движение было свободным. Многие сгоняли свои машины на обочину и дальше шли пешком.
Впереди от трассы отходила просёлочная дорога, ещё дальше – другая. Вдоль них уже начали скапливаться оставленные хозяевами автомобили. Ильяс тоже вырулил свой «форд» на обочину, проехал вперёд и повернул на второй просёлок. Отъехав от трассы метров на сто пятьдесят, свернул за заросли справа и выключил мотор.
На заднем сидении была сумка: он выложил из неё одежду и бельё, свёрток с пирогом (подарок бабушки Гасили для внуков), ещё какие-то гостинцы. Оставил в сумке полотенце, зубную пасту со щёткой, кепку, солнцезащитные очки. Надел ветровку, лежавшую на заднем сидении рядом с остальными вещами, – в ней были документы и деньги, после этого закрыл машину и с сумкой в руке пошёл к трассе.
Перед ним оставила свой автомобиль русская пожилая пара; эти двое подождали, пока мимо проедет машина и пройдёт Ильяс, а потом медленно побрели следом. Глаза женщины были полны слёз. Она то и дело подносила к лицу платочек, а на Рахматуллина взглянула с такой мольбой и тоской, что у него комок в горле застрял. Но чем он мог помочь женщине и её спутнику? Возможно, сейчас в таком же душевном состоянии находилась его семья.
Два ближайших грибообразных облака с этого расстояния выглядели внушительно и зловеще. Солнце было выше, но, казалось, ещё немного – и они закроют светило. Воздушные течения отнесли в сторону их верхние массивные части. Зрелище напомнило Ильясу рисунки из читанной когда-то детской книги о волшебной лампе: высвобождающийся из лампы джин с дымным телом выглядел примерно так же, как эти дымопылевые остатки термоядерных взрывов. Облако справа было светлым, почти сизовато-белёсым, левое – в основном тёмно-серым. Вслед за ними всё выше над горизонтом поднимались тёмные тучи, сгущавшиеся к середине до плотной черноты – вероятно, дымы наземных пожаров.
Севернее и, видимо, на много километров дальше, клубилось не меньше десятка коричнево-серых облаков. Самые дальние из них были едва заметны в помутневшем приземном слое воздуха. Ильяс, как, наверное, и многие, надеялся, что это последствия взрывов в позиционном районе дивизии РВСН, что находился к востоку от города, потому что если эти «протуберанцы» взметнулись над городом, то в его кварталах вряд ли осталось что-то живое.
Люди всматривались в грозные исполинские столбы радиоактивного пепла и пыли. Женщины смотрели сквозь слёзы, мужчины – с тревогой, то и дело переводя взгляд на лица других людей, словно хотели увидеть в них признаки уверенности и участия.
Ильяс вышел на трассу. Одна из легковых машин – она ехала от города – приостановилась, и водитель стал отвечать на вопросы собирающихся возле него людей. Ильяс поспешил к нему. Через две минуты он уже знал, что затор тянется километра три, до речки Камышенки: там военные перекрыли дорогу и сооружают блокпост. У поста или в посёлке можно получить респиратор, противогаз и антирадиационные препараты. В сторону Новосибирска пропускают грузовики для вывоза людей, водителям дают сопровождающего – полицейского, спасателя или военного – и они едут вместе. Пока есть движение только в ту сторону, а оттуда ещё ни одной отосланной машины не возвратилось. Известно, что ядерный взрыв произошёл в районе ГЭС: плотина не разрушена, но пожар охватил дачные и коттеджные посёлки поблизости, станция прекратила подачу электроэнергии. Ещё один взрыв произошёл на ТЭЦ23-5, остальные – в позиционном районе ракетной дивизии. Военные говорят, что боеголовок было много, до полусотни, но большинство удалось сбить.
А ещё ходят разговоры, что с минуты на минуту может начаться новый налёт, могут ударить и по Коченёву, потому что тут полк связи ракетной дивизии, нефтеперерабатывающий завод, спасательный центр МЧС, а по другою сторону трассы, невдалеке – станция космической связи. Ильяс почувствовал, как при этих словах по спине пробежал холодок, он инстинктивно поднял взгляд к небу. Раздался сдерживаемый женский вскрик. Оттеснив нескольких человек, к водителю подошёл парень с короткой стрижкой и в спортивной куртке.
– Ты что панику разводишь? – сказал он, подойдя вплотную. – Вали отсюда, пока я тебя не отправил сам знаешь куда. Быстро!
Последнее слово он произнёс негромко, но с явной угрозой. Водитель поспешил скрыться, а парень, отворачиваясь от него ухмыльнулся:
– Панику разводит, козёл. Народ и так на взводе. Да таких спасцентров и заводов по области знаете сколько? Будут они тратить свои ракеты на всякую деревню…
***
Ильяс направился в сторону блокпоста. В том же направлении шли или пытались ехать на машинах многие и многие десятки людей – в одиночку, семьями, компаниями, объединившись со случайными попутчиками. Он машинально достал телефон, чтобы в очередной раз набрать номер супруги, но мобильная связь отсутствовала полностью, о чём свидетельствовала надпись на дисплее: «Нет сети». «Наверное, из-за того, что город без электричества, электростанцию взорвали», – подумал Ильяс.
Он с семьёй жил возле станции метро «Гагаринская», в квартале называемом «Линейный». Позиционный район ракетной дивизии находился к северо-востоку от города, вёрстах в двадцати. Новосибирская ГЭС была за южной окраиной, примерно на таком же расстоянии. А вот пятая ТЭЦ располагалась в пределах города, и даже недалеко от их дома, навскидку – вёрстах в десяти-пятнадцати: её трубы и выпускаемый ими пар были хорошо видны из окон квартиры.
Рахматуллин спешил. Затор становился всё плотнее из-за тех, кто ехал по обочине и выезжал на встречку – то и дело по этой причине возникали перепалки, звучала ругань, перекрываемая автомобильными сигналами. Где-то в середине затора Ильяс увидел военных. Два БТРа и машина ДПС ехали по стороне дороги, ведущей в Омск. Через мегафон инспектор требовал освободить полосу для встречного транспорта и спецмашин. Следом двигался «уазик», сохраняя дистанцию от бронированных машин метров в тридцать. Офицер через громкоговорители на крыше салона вещал: «Граждане! Запасайтесь водой! Заполняйте все доступные ёмкости водой для питья, готовки и гигиенических нужд. Воду можно набрать дальше в реке, но мы рекомендуем вам возвратиться и наполнить имеющиеся ёмкости в водохранилище – в нескольких сотнях метрах отсюда по направлению к Омску. Радиоактивные облака от эпицентров сейчас относятся ветром на юго-восток, но ветер может поменяться. Не медлите! Граждане! Запасайтесь водой…»
Наконец Ильяс добрался до речки, где военные сооружали пост. Дорога была перекрыта наполовину бетонными блоками, здесь же находился подъёмный кран и грузовик с блоками в кузове. Одна половина дороги была отделена от другой металлическим сеточным забором. Были уже установлены три палатки и устанавливалась четвёртая. Поперёк направлению трассы по обе стороны от проезжей части солдаты в ОЗК натягивали колючую проволоку.
Офицер в капитанском звании беспрестанно повторял в громкоговоритель, установленный на командно-штабную машину: «Граждане, проезд и пеший проход в сторону Новосибирска осуществляется только по специальным пропускам. Медицинские работники, военнослужащие, сотрудники МВД, МЧС и ФСБ могут получить пропуск непосредственно тут, на территории контрольно-пропускного пункта – в случае предоставления необходимых документов. Остальным категориям граждан обращаться в Коченёвскую комендатуру, к заместителю коменданта подполковнику Грищуку. Адрес комендатуры вам укажут на Коченёвском КПП24. Всем военнообязанным немедленно направляться к комендатуре; при себе иметь военный билет и паспорт. Въезд в Коченёво на личном транспорте разрешён только для постоянно проживающих в этом посёлке». Потом, выдержав минутную паузу, он начинал зачитывать это объявление заново. Вокруг бронемашины с офицером собралась довольно значительная толпа: люди в ней постоянно сменялись, одни подходили, другие уходили. Несколько солдат, стоявших перед офицером, громко объясняли людям, куда следует пройти, указывали адреса. Чаще прочих звучал вопрос: «Как пройти в комендатуру?»
Поодаль, возле двух грузовиков, стояли армейский капитан и старший лейтенант МЧС. В грузовиках – коробки с противогазами, респираторами и аптечками. Дальше – фургон «газель», с общезащитными комплектами изолирующего типа и дозиметрами: их выдавали водителям, отправляющимся в сторону Новосибирска. Рядом стояла «буханка», загруженная химпрепаратами обеззараживания. На её крыше было установлено большое табло, которое Ильяс видел ещё с того места, где съехал на машине с трассы. На табло выводилась информация о радиационном фоне в данном месте, и сейчас он составлял 0,18 микрозивертов в час. Надпись в виде бегущей строки гласила: «Сохраняйте спокойствие. Радиационный фон в пределах нормы – 18 мкР/ч».
Свободно пропускали только пешеходов, и Рахматуллин прошёл пост без задержки. Пришлось лишь немного потолкаться в людском потоке, проходя по узкому коридору между стоявшими в очереди машинами и ограждением моста через Камышенку. В этом месте десятки людей выскакивали из толпы и спускались к речке, чтобы набрать воды в бутылку или попить с рук. Русло речки было совсем узким, не более трёх метров, а берега рыхлые и поросшие кустами. Вода замутилась, на её поверхности плавали листья и трава.
Перейдя на другую сторону, Ильяс подошёл к машине с противогазами и спросил:
– Капитан, противогаз получить можно?
– Военнообязанный?
– Да.
– Тогда немедленно отправляйтесь к комендатуре. Там получите всё необходимое, – был ответ военного.
– Вопросов больше не имею, – пробормотал Ильяс, делая шаг назад, и направился вдоль трассы к повороту на Коченёво (до него было метров четыреста).
Ещё с того момента, когда он оставил свою машину, Рахматуллин приглядывался к людям, пытаясь найти татар. На посту он заметил одного мужчину лет тридцати семи – сорока, который, судя по внешности, мог быть его соплеменником. Сейчас он шёл чуть впереди. Ильяс догнал его и, застенчиво улыбаясь, спросил на татарском языке:
– Извини, брат. Ты татарин?
Тот взглянул на Рахматуллина и ответил по-русски:
– Нет. Я башкир.
Ильяс извинился, замедлили шаг.
Спустя несколько минут он дошёл до Т-образного Коченёвского перекрёстка. Его внимание привлекла медленно двигающаяся фура с надписью «Магнит» – она ехала со стороны Новосибирска. Когда грузовик почти поравнялся с Ильясом, он крикнул водителю, выглядывавшему в открытое окно:
– Что там в городе? Ты оттуда?
– Там … (безнадёжно плохо), – отвечал водила, тормозя машину и высовываясь из окна. Видно, ему хотелось поделиться впечатлениями.
– Ты на той стороне был?25 Ты вообще где был, когда … (рвануло)? – спрашивал Ильяс, подходя к грузовику. Сразу же стали подходить и другие люди.
– Я на этой стороне уже ехал. Перед Толмачёво, километра за два. А тут как … (ахнуло)! У меня прицеп чуть не перевернуло. Не, сначала светло стало… я подумал, что солнце из-за туч вышло, только очень светло, тени такие сразу длинные появились. Я еду, смотрю – мне навстречу сигналят и дальним моргают. И ещё вижу – все останавливаются и народ из машин кидается кто куда. Зеркала мои светят как прожекторы. Стал тормозить. Только спрыгнул на землю, тут ка-ак … (долбанёт)! Звук пошёл, как будто поезд на тебя сейчас наедет, а потом ка-ак … (ухнет)! Земля подпрыгнула, грохот стоит, всё гудит, у меня прицеп качает! Там бабы какие-то как завизжат! Да я сам в Чечне воевал, а тут…
Рассказ водителя прервал окрик инспекторов ДПС, чей автомобиль стоял за перекрёстком: «Водитель „Магнита“, не блокируйте движение! Быстро проезжайте!»
– А в городе, в городе что? – допытывался в отчаянии Рахматуллин.
– Не знаю. Сам не видел, но народ говорит, … (плохо) там. Где-то ближе к центру … (долбануло). Я-то сам из Прокудского. Да вон, вояки народ уже начали пропускать, может, там то-то в курсе?
Водитель нажал на газ, и машина, качнувшись, тронулась с места. Рахматуллин поглядел в ту сторону, где в сизой дымке тонул город, а к небу возносились громадные дымные столбы. По подъездной дороге к Коченёво действительно двигались машины, и не только грузовые, как ранее, но теперь даже большей частью легковые автомобили. «Зачем вообще они тормозят легковушки?» – с недоумением подумал он и пошёл в сторону посёлка. Не было смысла ждать беженцев из Новосибирска: вряд ли те, кто находился в момент атаки в городе, успели доехать сюда. Скорее всего, это те люди, которые были в пути по эту сторону Оби, может быть, с городских окраин или пригородных посёлков. Что они могут рассказать об обстановке в центре города? Ничего.
На выезде из посёлка, метрах в пятидесяти от трассы, также имелся контрольно-пропускной пункт, на нём несколько солдат и один офицер – все одеты в ОЗК-Ф26, на ремнях противогазы. Они проверяли только гражданские автомобили, выезжающие из посёлка. Какие требования у военных Ильяс не знал, но видел, что некоторых разворачивали, и офицер на уговоры и требования этих людей отвечал жёстко.
Здесь также имелось табло с данными об уровне радиационного фона. Рядом стоял солдат и устало повторял: «Комендатура прямо, до следующего регулировщика. Он покажет дорогу дальше». На солдате была каска с белой полосой, а в руке – красный флажок. Его автомат, плотно прижатый к груди натянутым через плечо ремнём, был без магазина. Ильяс молча прошёл мимо.
Рахматуллин был военнообязанным. Срочную службу проходил двенадцать лет назад и являлся старшим сержантом запаса, разведчиком-стрелком. Всегда считал: если понадобится, то без раздумий пойдёт в армию защищать Родину. Только идти в комендатуру сейчас, когда в горящем городе живыми – возможно, раненными – оставались его жена и дети, а до самого города тридцать с чем-то вёрст, ему не хотелось. Судьба семьи сейчас волновала его больше, чем судьба всего мира и его личная. Поэтому он всё время высматривал кого-нибудь, с кем можно было бы сговориться и попробовать проникнуть в город в обход блокпостов. Получить средства защиты – и рвануть в город. Ведь военные успели поставить блокпосты только на трассе, вблизи мест дислокации – в этом Ильяс был уверен. По сути, Ильяс был готов сговориться с кем угодно, но всё же отдал бы предпочтение кому-то из своих – из татар. И он глядел по сторонам, ища родные черты, надеясь услышать родную речь.
Вот он увидел двух женщин: похоже, татарки. Они шли от Т-образного перекрёстка и несли в руках несколько бутылок воды. Подойти? Может, с ними мужчины? Он прошёл метров двести, не выпуская их из виду. Видимо, мужчин с ними нет. Им можно было бы предложить свою помощь, но тогда это отвлекло бы его от главной цели – пробраться в город.
Улица, по которой он шёл, была названа в честь Пушкина. Обычная деревенская, на которой две легковушки с трудом разъезжаются, а пешеходам приходится сходить с проезжей части, чтобы пропустить автомобиль. По обе стороны вдоль заборов жёлтые трубы газопроводной сети. Там, где они пересекали улицу своеобразной аркой в виде буквы «П», грузовики ехали очень медленно, потому что их кабины или кузова иной раз лишь пять-шесть сантиметров не доставали до трубы. Тут чаще ехали гражданские автомобили. По левую руку от Ильяса, за домами и огородами, была видна другая улица, параллельная. В сторону трассы по ней то и дело проезжали военные грузовики, машины МЧС, иногда были видны колонны солдат в десять-пятнадцать человек.
Рахматуллин дошёл до места, где улица Пушкина пересекалась с улицей Энтузиастов. Здесь стоял ещё один солдат с флажком. Без всякого энтузиазма, делая долгие паузы, он повторял: «До комендатуры прямо, до следующего регулировщика». В нескольких шагах от него стоял автомобиль «Киа». Водительская дверь открылась, и из машины вышел молодой мужчина лет тридцати. «Татарин», – предположил Ильяс, приметив во внешности мужчины искомые черты. А к незнакомцу в это время подходил ещё один мужчина, моложе первого лет на пять, и с ним беременная женщина.
Ильяс направился к ним. Подойдя, поздоровался по-татарски, дождался ответного приветствия. Теперь сомнений не было: татары. Они заговорили на родном языке, стали знакомиться. Молодого мужчину, которого Ильяс увидел первым, звали Дамиром, и он тоже ехал в Новосибирск. С ним были сестра и свояк – Алина и Улан, они возвращались из Елабуги, оттуда родом был Улан. Оказывается, эти люди заехали в Коченёво той дорогой, что ответвлялась от трассы ещё до поста. Возможно, это была та самая грунтовка, на которой Рахматуллин оставил свою машину. Узнав, что в направлении Новосибирска не пропускают, они решили окольным путём доехать до аэропорта Толмачёво, надеясь отправить оттуда Алину в Казань. Однако на выезде из Коченёво военные их завернули, да и сами они засомневались, что из аэропорта теперь можно улететь, даже беременной женщине. Несколько минут назад родственники решили разделиться: Дамир собирался попасть в Новосибирск, где у него оставались родные, а Улан должен был везти беременную супругу в Елабугу к родителям. Сейчас они намеревались найти попутную машину или автобус до Казани. Дамир хотел оставить машину при себе – на случай, если придётся вывозить родственников из горящего города.
Быстро рассудив, Ильяс предложил Улану взять свой «форд». Он подумал, что ему, возможно, и не удастся использовать свою машину в ближайшее время. Эвакуировать семью (иншалла!) можно с Дамиром, а самому пока задержаться в городе, если в его машине места окажется недостаточно. Наверняка из города можно будет выехать с семьёй и на транспорте военных или МЧС – они ведь обязательно займутся эвакуацией людей. Может быть, так даже больше шансов сохранить машину. Улан водительские права имел – он сразу согласился с предложением Ильяса. Ильяс написал доверенность, а также на диктофоны в мобильниках зачитал текст доверенности и добавил от себя, что передаёт машину добровольно, чтобы новые её хозяева благополучно добрались до Елабуги, и назвал адрес родителей.
Потом все вместе на автомобиле Дамира поехали туда, где Ильяс оставил свой «форд». Они ехали, разговаривали, и Ильяс всё больше убеждался, что он правильно решил отдать свою машину этим людям. Если его сейчас поставят под ружьё, а такое очень даже может быть, то сохранится ли машина тут, в чистом поле? Ехать на ней – тоже обременительное занятие, так как военные требуют пропуск в этом случае. Хотя, к чему такие строгости? Почему передвигаться на личном автомобиле нельзя, а пешком – пожалуйста?
Найти машину было непросто – пришлось воспользоваться навигатором. Он, кстати, координаты не определял: наверное, GPS был отключён так же, как и мобильная связь. Автомобилей на просёлке скопилось уже довольно много, на трассе затор тоже заметно увеличился. Рахматуллин забрал некоторые свои вещи, затолкал их в сумку и передал ключ Улану. Родственники переложили свою поклажу в «форд», Улан сел за руль, а его супруга – на заднее сидение. На листе бумаги Ильяс записал для Улана адреса брата и родителей.
Они уехали.
– Ну что, хочешь в город пробираться? – спросил Дамир, когда Ильяс устроился на переднем сидении его машины (он говорил по-татарски).
– Да. А ты что думаешь?
– Я тоже. Ты же спрашивал уже. Надо только дорогу узнать. Навигатор карты показывает – будешь смотреть и говорить мне, куда ехать.
– Нам нужны противогазы, ОЗК. Я так понял, что их выдают врачам, полиции, эфэсбешникам. Ты кем работаешь?
– Нет, я не мент, – ухмыльнулся Дамир. – На фирме работаю, распространение канцелярских товаров.
– Мы можем пойти в военкомат… ну, в комендатуру… и получить там всё. Запишут нас куда-то и выдадут. После этого мы по-тихому утечём.
Ильяс, говоря по-татарски, испытывал некоторые трудности: он привык разговаривать на русском, и ему сейчас было сложно подбирать подходящие выражения. Ильяс даже подумал, не предложить ли товарищу перейти на русский, но постеснялся озвучить эту мысль соплеменнику. Дамир же, судя по всему, знал родной язык лучше, но пока все слова, употреблённые им, были понятны Рахматуллину.
Выслушав Ильяса, Дамир, несколько секунд молчал, наверное, взвешивая предложение.
– А если мы не сможем оттуда уйти? Нас запишут, заберут документы и отправят в казарму. Если уйдём, нас объявят дезертирами. Лучше вообще не ходить туда.
– Без защиты как мы будем в городе? Там же радиация. А шанс терять не хочется, тут всего километров тридцать.
– Может, купить у какого-нибудь прапорщика? Или солдата? Солдат за бутылку водки свой противогаз отдаст.
– Нет, война началась, атомные бомбы взрываются. Они же не такие дураки, чтобы свой противогаз продать.
– Э!.. – Дамир сделал рукой жест. – Украдут у другого солдата. Что, ты их не знаешь? Русский солдат за бутылку водки родную мать в бродячий цирк отдаст.
– Можно попробовать. Только противогаза мало – нам же надо на двоих. Там, на посту, офицеры раздают ОЗК, противогазы, дозиметры. Я видел: журнал у них, они записывают паспорт, диплом – и выдают.
– Ну, поедем, попробуем.
– Поедем. Только ещё вариант есть: можем доехать до комендатуры, я один пойду, посмотрю, а ты подождёшь меня в машине. Хотя – это потеря времени.
– Да, лучше сразу ехать.
– Тогда поехали. Будет пост, попробуем купить снаряжение.
Уже когда машина тронулась, Дамир спросил:
– По Северному объезду?
– Зачем? Далеко получится. Проедем Коченёво, потом по полю, чтобы объехать посты, и выедем на трассу. Два-три километра петлю сделаем.
Он помолчал пару секунд и добавил по-русски:
– И дальше – по Омскому тракту.
– Хорошо, – ответил ему Дамир на татарском.
– Там даже если будут дальше посты, то сдадим назад и объедем, – снова перешёл на родной язык Рахматуллин. – Они же не успели везде всё перекрыть. И зачем они это делают?
– Я тоже так думаю.
Подъезжая к развилке, где одна дорога вела к железнодорожным путям, а вторая – к спасательному центру МЧС, Ильяс предложил:
– Дамир, давай поедем к МЧС. Вон, видишь, «Уралы» оттуда едут? Спросим у караульных про ОЗК.
Его напарник без лишних слов свернул к «центроспасу». Однако ни получить, ни купить защитные средства им не удалось. Солдаты и офицеры на пропускном пункте объяснили: они облачены в личные ОЗК, и на каждого – по одному противогазу, а запасная амуниция находится на охраняемых складах и распределяется в подразделениях командирами.
Не солоно хлебавши, повернули обратно в Коченёво. Но их ждал неприятный сюрприз: дорога, по которой они уже проезжали полчаса назад, оказалась перекрыта военными. Заметили, наверное, что люди пользуются обходные путями и стали брать их под контроль. На вопрос Дамира, зачем вообще закрывать населённый пункт, один из офицеров ответил, что теперь Коченёво является особо охраняемой территорией, так как здесь находятся жизненно важные объекты: военные части, завод, птицефабрика, элеватор, тяговая подстанция, малый железнодорожный узел и даже заразный скотомогильник. Перед тем, как развернуться и уехать, Дамир сказал:
– Раньше, когда мир был, генералов охраняли, эфэсбешников, эмведешников, которые фабрики и заводы крышевали и воровали с них, а война началась – стали охранять то, что ещё не разворовали. Россия, да… Что ещё сказать?
Офицеры молча отвели взгляды.
Из-за того, что дороги быстро перекрывались, напарники поменяли план. Объехав Коченёво с востока, они вновь оказались в посёлке в районе птицефабрики (здесь проезд ещё не был перекрыт), дальше двигались вдоль железнодорожных путей и мимо садовых участков. Было видно, что на путях стоит множество поездов, в том числе и пассажирских. За полчаса проехали около двадцати пяти вёрст и оказались в посёлке Чик.
В Чике имелось шоссе, которое, пересекая железнодорожные пути, вело к трассе, то есть к Омскому тракту, и совсем недалеко отсюда находился Новосибирский аэропорт. До города оставалось около двадцати вёрст. Облака, рождённые радиоактивным веществом объёмом с двухпудовую гирю, выглядели отсюда совершенно колоссально – километров десять-двенадцать в высоту, как минимум. Светлый «протуберанец» над взорванной гидроэлектростанцией был ближе остальных.
Каких-либо разрушений или повреждений Ильяс и Дамир не замечали, однако бросалось в глаза безлюдье посёлка. Проехав Чик по его окраине, они увидели только трёх инспекторов ДПС, которые стояли в самом конце улицы Терешковой; те были вооружены автоматами «АКС-У», и через плечо у каждого была перекинута сумка с противогазом. При этом автомобили на дороге встречались, правда, почти все ехали со стороны Новосибирска.
Остановились возле инспекторов. Дамир обратился к одному из них, стоявшему отдельно от своих товарищей прямо на проезжей части:
– Старлей, что слышно? На трассу выехать можно?
Тот приблизился.
– А вы куда направляетесь?
– Да вот тут, в Толмачёво. Родственников хотим забрать. В Казань их отвезём.
– Документы, пожалуйста, предъявите.
– Да не вопрос, – и Дамир, достав из кармана ветровки права и свидетельство о регистрации автомобиля, передал их старшему лейтенанту.
Подошли к машине и двое других инспекторов.
– А что так? – спросил старлей, посмотрев документы. – Машина у вас зарегистрирована в Новосибирске. Живёте, наверное, тоже там? А родственники в Толмачёво… Паспорт ваш покажите ещё, пожалуйста.
– Зачем?
– И вы тоже паспорт предъявите, – обратился инспектор к Ильясу, наклонившись, чтобы заглянуть в салон, и пропуская мимо ушей вопрос Дамира.
– А вы имеете право проверять документы у пассажира? Только на стационарном посту можно. Думаете, я не знаю?
– Дамир Рифатович, – произнёс полицейский, взглянув ещё раз на права, – в стране объявлено военное положение… если вы не в курсе… война идёт.
– Я в курсе, что война.
– Ну, раз в курсе, то я вам объясняю. В режиме военного положения сотрудники ГИБДД имеют право проверить документы у любого гражданина. И кстати… И кстати, в мирное время сотрудники также имеют право проверять документы пассажиров, но только в том случае, если есть подозрение, например, в наличии у пассажира незарегистрированного оружия или наркотиков, или в совершении других незаконных действий. Так что мы имеем право не только у вас лично проверить документы, но и у вашего пассажира.
– И осмотреть автомобиль имеем право, – добавил один из подошедших инспекторов.
– А я имею какое-нибудь право? – задал вопрос Дамир, крепко сжимая обеими руками руль. Ильяс в это время протягивал инспектору свой паспорт.
– У вас сохраняются все права и обязанности, которые были раньше. Просто выполняйте требования сотрудников. Мы здесь стоим не для того, чтобы нервы вам портить. И себе. Ну вот, и вы, Дамир Рифатович, и ваш пассажир… Ильяс Керимович, зарегистрированы в Новосибирске, а едете, как вы сказали, в Толмачёво за родственниками, и хотите их отвезти… Куда вы хотите их отвезти?
Ильяс почувствовал, что разговор с инспекторами принимает неприятный оборот. Ему с самого начала не понравилось, что Дамир ведёт себя с ними заносчиво, но он промолчал, теперь же решил вмешаться.
– Мужики, мужики, постойте! – Ильяс вышел из машины. – Мой друг на нервах просто. Мужики, я всё объясню.
Он подошёл к полицейским. Один из них, самый молодой, отошёл в сторону, беря автомат наизготовку.
– Мужики, вот мои права. Я отдал свою машину брату моего друга. Он повёз жену к себе в Елабугу, она беременная. А моя семья и его, – Ильяс указал рукой на Дамира, – там, в городе, в Новосибирске. Понимаете? Мы едем за ними.
– А почему ваш друг говорит, что вы едете в Толмачёво? – спросил полицейский, забравший документы.
– И почему вы здесь, – вступил в разговор его напарник, – а ваши семьи в Новосибирске?
– Я объясню, мужики. Я еду из Казани, он тоже. Родителей навещали. А семьи остались в городе, потому что дети в школу ходят, в детский сад. Теперь вот возвращаюсь, а тут ба-бах!.. Что делать? Не кинуть же семью! Вы же понимаете.
– А Толмачёво?
– Это чтобы нас не завернули. Мы же по трассе ехали, по «Р-254», а там блокпост. Дорогу перекрыли, в город гражданских не пропускают. Мы поехали в объезд – тут вы стоите. Ну, мой друг подумал, что если скажет, что мы едем в Новосибирск, то вы нас развернёте, и тогда придётся опять окольными путями ехать… А время-то идёт, сами понимаете. Мы же ни дозвониться не можем, никак по-другому узнать, что с ними. Подумали, Толмачёво ближе – вы в него пропустите.
– Вы из Казани вместе едете? – спросил второй полицейский.
– Нет. Мы возле этого… – Ильяс обратился к товарищу, – как называется?..
– Коченёво, – подсказал тот сердито.
– Да, возле Коченёво первый раз встретились, познакомились. Я отдал его брату свою машину, чтобы он с женой ехал в Елабугу, ну, через Казань, а мы поехали забирать свои семьи.
– Вы отдали машину человеку, которого впервые увидели? – инспектор с документами посмотрел на Ильяса слегка прищурившись.
– Да. А что такого? Написал доверенность и отдал.
– Ах, вы по доверенности машину передали?
– Да. А как же? Вы что думали? А если его остановят, а доверенности нет? Конечно, написал.
– Ясно. Ну, что будем с ними делать? – спросил инспектор своего напарника, постукивая документами по ладони.
– Что делать? Отпускай. Пусть едут. Не маленькие, сами пускай думают.
Инспектор взглянул на Дамира. Отделил паспорт и права Ильяса.
– Держите, – сказал он, возвращая их ему.
Потом протянул документы Дамиру. Встав чуть плечом к Ильясу и спиной к машине, сообщил:
– Значит, смотрите. Если сейчас поедете через железку, через Прокудское, то на трассу вы попадёте, но дальше вы вряд ли сможете проехать. Там вояки дорогу перекрыли. То же самое на развязке у терминала. Терминал знаете да где? Логистический парк. Там только по пропускам в направлении Новосибирска. А дальше аэропорт, он тоже оцеплен. Там уже всё перекрыто, наверное.
– А как нам проехать?
– Я вам никаких советов не даю. Я рассуждаю, что с вами может произойти, и как я поступил бы на вашем месте.
– Понял. Понял, дружище, – Ильяс слегка коснулся плеча инспектора ладонью.
– Я бы вообще на сторону железки не совался. Там основная трасса и полно важных объектов, которые вояки сейчас оцепляют, да и наша служба тоже. А вот тут, вдоль железки, можно проехать через поля до Красномайского и дальше. Хотя не везде проедешь. Так-то сухо, но от дождей остались колеи с водой. Или можно до Чистополья доехать, а оттуда по грунтовой до Новоозёрного.
– Дамир, ты слушаешь, да? – обернулся Ильяс к товарищу.
– Да, вот смотрю на карте, – ответил тот между делом вполголоса.
– Там меньше через поле ехать, и больше по нормальной дороге, если эту дорогу можно назвать нормальной, – продолжал инспектор. – От Новоозёрного уже близко до Красноглинного и Толмачёво. Это всё с этой стороны железки. А Толмачёво как раз с Ленинским районом города граничит. Но там до гидростанции недалеко. Видите, вот эта … (штука) небо подпирает? Это как раз там – гидростанцию взорвали. Сами думайте. Радиация и прочие прелести ядерной войны. Вам в какой район надо?
– Мне в Центральный, ему вот – возле метро «Площадь Маркса».
– А, ну ему проще. Как на тот берег перебраться, я даже не знаю. На мостах кордоны.
– Ладно, дружище, спасибо тебе. Спасибо мужики. Удачи вам!
– Нам всем теперь нужна удача, – отвечал один из полицейских.
– Это точно.
Тут Ильяс вспомнил, в чём он с товарищем нуждался.
– Мужики, ещё вопрос. Может, вы подскажете? Где получить или у кого купить ОЗК и противогазы.
– ОЗК? Это вряд ли подскажем, – ответил старший (с виду) из полицейских, – а противогазы можете получить здесь, недалеко. Езжайте в ту сторону, увидите трансформаторную станцию справа, повернёте на улицу, которая напротив и по ней с полкилометра, наверное, до дворца культуры. Там бомбоубежище, пункт сбора и все дела. Только не знаю, дадут ли вам? Вы не местные, не поселковые. Эта хрень ведь для обеспечения местного населения, строгое количество. Хотя, может, там резерв есть?
– Да вы посмотрите дальше в магазине каком-нибудь, типа «Военторга» или «Охотника». Их же продают. Сейчас, конечно, все сидят в бомбоубежищах и подвалах, но, может, кто-то торгует или раздаёт? Эти магазины теперь всё равно переходят под частичное управление военных.
– А здесь, в городе, есть такой магазин? – спросил Дамир.
– Нет… Нету же?.. – обратился полицейский к своим напарникам.
– Нет, – отвечали те. – Кажется, нет. В торговом центре был отдел, вроде, но он закрыт.
– А что там с радиацией, что показывает? – Дамир указал на дозиметр, висящий на шее инспектора.
– Повышается, – ответил тот. – Вот уже стало двадцать девять микрорентгенов, а было двадцать пять, когда прибор получали. Норму повысили до пятидесяти микрорентген – по закону о военном времени, раньше была до тридцати. Но, говорят, опасный уровень только в двух-трёх километрах от взрыва и там, где облако от него над землёй стелется. Не знаю, посмотрим.
– Да успокаивают просто! И норму ещё много раз повысят, увидишь. Тысячи будут по ихней норме.
Ещё раз поблагодарив полицейских, Ильяс и Дамир отправились искать местный дворец культуры. Собственно, искать не пришлось – через несколько минут выехали на площадь перед ДК. Тут было несколько человек и среди них – глава посёлка, которого звали Виктор Фёдорович. Ильяс и Дамир подошли к людям и начали разговор. Рахматуллин объяснил, в чём он с товарищем нуждается. Их начали спрашивать, где они были и что видели в это утро. Эти люди совершенно не были в курсе того, что происходит за пределами посёлка. Кабельная связь с Коченёво у главы поселения имелась, но ничего, кроме инструкций, он по ней не получал. На конкретные вопросы «Кто напал?» и «Что предпринимается?» следовали расплывчатые ответы и обещания вскоре всё прояснить. Путники рассказали об увиденном ими в Коченёво и по дороге сюда. Поделились пережитым и чиковцы.
Посёлок был поднят на ноги сиренами оповещения гражданской обороны. Оказывается, рядом с населённым пунктом находятся склады взрывчатых веществ, а ещё завод-лаборатория и полигон, где испытывают боеприпасы и проверяют на прочность всякого рода изделия, как военного, так и гражданского применения. Никто не мог серьёзно предположить, что началась атомная война. Здесь учения службы гражданской обороны – не редкость, но о них заранее предупреждают и проводят ближе к середине дня. Когда местное подразделение ГО устраивает тренировку или проверяет систему оповещения, то запускается лишь звуковой сигнал, то есть сирена. В этот раз после её полуминутного звучания, через репродукторы пошла трансляция голосового объявления о воздушной тревоге и опасности радиационного поражения – и так много раз. Но это вызвало непонимание у людей. И только когда они начали получать сообщения на телефоны и включать радиоприёмники, стало приходить осознание того факта, что обычная тут шуточная фраза при звуках сирен – «Война началась!» – в этот раз шуткой не была.
Выслушав Ильяса и Дамира, чиковцы выделили им по респиратору, с запасными фильтрами, медицинский набор, включающий и антирадиационные препараты, а также карманный дозиметр советского производства «ДКП 50А» – наподобие авторучки. ОЗК тут не было. Общезащитные комплекты имелись на складах и на заводе, но с момента объявления атомной тревоги допуск на эти объекты был ограничен.
Поблагодарив людей и тепло попрощавшись с ними, Ильяс и Дамир выехали из Чика в сторону посёлка Чистополье. Вокруг расстилались поля, перечёркнутые полосками грунтовых дорог, с редкими деревьями вдоль них, и открывался вид на десятки вёрст. Новосибирск был слева по ходу движения. Соотнося очевидность с картой, Ильяс и Дамир выяснили, что правый атомный гриб вырос на месте гидроэлектростанции – тот, что имел белёсый цвет, видимо, из-за большого количество водяного пара. Левее и примерно на том же отдалении поднялось облако взрыва над тепловой электростанцией. Там над общей массой дымных испарений всё заметнее поднимался совершенно чёрный столб копоти. Ильяс предположил, что это горит хранилище мазута. Далёкое скопление облаков на северо-востоке просматривалось слабо сквозь сизый воздух.
***
Трасса проходила по окраине Чистополья. Немного не доезжая до конца посёлка, Дамир свернул на улицу Садовую, вскоре перешедшую в Набережную улицу, затем повернул направо. Машина оказалась за пределами посёлка. Дорога, как и предполагал инспектор, оказалась вполне даже нормальной.
Уже через пять минут мужчины были на окраине посёлка Новоозёрный. Тут проходила асфальтированная дорога огибающая посёлок и ведущая в село Красноглинное, которое граничит с Толмачёво. В Красноглинном мужчины были минут через семь, проехав путь между двумя населёнными пунктами на высокой скорости. Здесь их остановили военные.
Два бэтээра стояли на перекрёстке. На один броневик была водружена доска, к которой прозрачным скотчем были приклеены знаки из красной бумаги, составлявшие надпись. Она гласила: «Радиационный фон 0,33 мкЗв/час. Предел нормы 0,50 мкЗв/ч (50 мР/ч)». Ильяс отметил про себя, что это очень хорошее решение – на постах выставлять данные о радиационной обстановке. Сам он в вопросах радиационной безопасности немного разбирался, но большинство людей имеют очень мало знаний в этой области, а потому можно было предположить возникновение панических настроений, в том числе и распространяемых намеренно.
Старший сержант, очевидно, контрактник, если учесть что возрастом он был лет под тридцать, потребовал документы и у водителя, и у пассажира.
– Куда направляетесь? – спросил он.
– В Новосибирск, – в этот раз Дамир не стал обманывать, а решил напрямую высказать свои намерения. – Там у нас семьи остались. Хотим их вывезти.
– В Новосибирск? Вы в курсе, что город подвергся ядерной бомбардировке?
– В курсе, конечно. Поэтому мы туда торопимся.
– Город оцеплен. Въезд в него строго по пропускам. Там находится очаг радиоактивного заражения. Даже здесь радиационный фон повышен.
– И что нам делать?
– Вы военнообязанные? Где состоите на воинском учёте?
– Нет, я освобождён от строевой, – Дамир до белизны пальцев сжал руль. – А зачем спрашиваешь? У меня там семья, понимаешь? За ней еду.
Солдат наклонился, чтобы в окно увидеть лицо Ильяса.
– А вы? Вы военнообязанный?
– Да, – ответил Рахматуллин с некоторой задержкой. Он боролся с сомнением, стоит ли говорить старшему сержанту правду? Вдруг, тут же высадят из машины и отправят на сборный военный пункт?
– Состоите на воинском учёте в Новосибирске?
– Да.
– Тогда вам надо немедленно явиться в ближайший к вашему дому доступный военкомат. Только что объявлена всеобщая мобилизация. Все мужчины от восемнадцати до сорока лет подлежат призыву.
– Сержант, – Дамир старался высунуть голову в окно как можно дальше, – мы семьи вывезем и тогда сможем в военкомат пойти. Ты сам не женат, что ли? У тебя семьи нет? Понимать же надо!
– Водитель, выйдите из машины, откройте багажник.
Дамир хмыкнул, опустил голову, покачал ею. Потом он заглушил двигатель, вынул ключ из замка зажигания и открыл дверь.
– Давай, пользуйся властью. Конечно, ты же с автоматом, тебе можно останавливать людей, – опять полез в бутылку Дамир.
– Уважаемый, я просто выполняю свои обязанности. И автомат тут ни при чём, – говорил военный, глядя как Дамир поднимает багажную дверь.
Ильяс тоже вышел из автомобиля. Он снова испытывал чувство неловкости оттого, что его напарник, общаясь с представителями власти, так и лезет на рожон. Возможно, Дамир чувствовал себя униженным, когда кто-то имел больше прав, чем он, пусть даже эти дополнительные права были даны людям для лучшего выполнения их служебных обязанностей. Но скорее всего, в его поведении имелась националистическая подоплёка, нежелание подчиняться представителю иной народности, хотя тот и был наделён властью вовсе не по национальному признаку.
Старший сержант заглянул в багажник, попросил Дамира открыть дверь заднего пассажирского сидения. Подошёл ещё один солдат. И снова сержант ограничился коротким беглым взглядом. После этого он отдал документы Дамиру и сказал: «Вы свободны».
– Мы можем проехать в Обь27 или в Толмачёво? – поспешил спросить у него Ильяс.
– Можете, – отвечал тот, – но до железнодорожных путей. Дальше только по пропускам или автомобилям со спецсигналом. Для вас переезд закрыт.
– Это в Оби?
– Да.
– А если в Толмачёво, в сторону Новосибирска?
– За пути – везде по пропускам. Никто вас дальше не пропустит. Там выставлено оцепление – зона бедствия и радиационного заражения.
Мужчины сели в автомобиль. До железнодорожных путей примерно три версты, а за ними начинались кварталы Новосибирска. Дамир жил на улице Титова, в её начале, и добираться до дома ему было недалеко. Ильясу же надо было перебраться на другой берег Оби, поэтому ему предстояло поломать голову над тем, как переплыть реку – проехать по одному из мостов он не надеялся, ведь военные уже везде выставили пикеты.
Тронулись. Навстречу двигалось довольно много машин. Поехали по улице Мира, затем по Кирзаводской, и, наконец, свернули на Вокзальную улицу – это был уже город Обь. Ещё на Кирзаводской Ильяс заметил на левой стороне дороги во дворе частного дома мужчину и рядом с ним подростка – те меняли стекло в окне своего жилища. Метров через сто, опять слева по ходу движения, он вновь заметил хозяев, меняющих стекло на мансарде.
– Дамир, – Ильяс показал рукой, – наверное, здесь прошла ударная волна. Смотри – стёкла выбиты в окнах.
Они стали приглядываться, и действительно заметили, что во многих домах старой постройки – с деревянными рамами – разбиты большие стёкла. Теперь на улице можно было видеть людей, стоящих кое-где по несколько человек перед калитками и воротами – видимо, соседи вышли обсудить между собой последние мрачные события.
На пересечении Вокзальной улицы с Толмачёвским шоссе (возле остановки, что напротив магазина стройматериалов) стояла машина с надписью «ГИБДД», а рядом – двое инспекторов, вооружённых автоматами с укороченными прикладами. Они лишь проводили взглядом автомобиль наших путешественников, когда те свернули направо и поехали на юг – туда, где находился автомобильный проезд в город, проходящий под железнодорожной эстакадой. Переезжая по мостку через речку Власиху, Ильяс и Дамир увидели мелькнувший на секунду за зарослями и постройками Новосибирский «Экспоцентр»: отсюда до него было чуть более версты. Ещё несколько минут – и вот они в Новосибирске. Но эта часть города находится западнее железной дороги и лишь формально относится к нему, а потому не оцеплена военными.
У остановки под названием «Машкомплект» нагнали колонну военных автомобилей, как предположил Ильяс, батальона химзащиты. Замедлили ход и до самого конца Толмачёвского шоссе двигались за колонной, так как обогнать её не представлялось возможным.
Теперь Ильяс и Дамир были так близко к эпицентру взрыва на гидроэлектростанции, что их уже начало одолевать сильное беспокойство. Тут радиация уже не представлялась далёкой и эфемерной. Ильяс взял с заднего сидения дозиметр. Их в Чике предупредили, что прибор надо периодически подзаряжать – это можно сделать на любом стационарном, или даже передвижном пункте ГО буквально в течение минуты. Сейчас прибор был заряжен. Ильяс поднёс его к лицу и стал смотреть одним глазом в маленькое окошко на торце. Нить указателя дозы оставалась в самом начале шкалы – на нулевом делении.
– Сколько показывает? – спросил Дамир.
– Ноль, – ответил Ильяс.
– Не работает?
– Нет, слишком мало. Он больше показывает, когда уже излучение опасное. Сейчас нормальное.
– То есть, не опасно да?
– Нет. Мы же здесь не постоянно будем находиться.
– Ты разбираешься вообще в этом, в приборах таких, в радиации?
– Немного. Нас в армии другим учили пользоваться. Этот совсем старый.
А через несколько секунд мужчин от дозиметра отвлекли детали пейзажа. «Смотри!» – воскликнул Дамир. Он указывал на домик охраны при въезде на территорию какого-то предприятия с вывеской «Терминал-27». В домике были выбиты все стёкла и два человека убирали осколки. То же они увидели, проезжая мимо территории следующего на их пути предприятия. Придорожные ларьки, домики охраны, административные корпуса – всякое строение имело повреждение. А впереди, прямо по курсу, над горизонтом нависло громадное облако, закрыв чуть ли не четверть небосклона. Отсюда оно не казалось таким однородно сизым, как из окрестностей Коченёва. Теперь оно виделось серым, с грязно-коричневыми, бежевыми и почти чёрными завихрениями.
Вид облака и повреждений на фасадах зданий вызывал не только беспокойство, но отчётливый страх, сильное волнение. Здесь – где до эпицентров ближайших ядерных взрывов было примерно пятнадцать вёрст – всё воспринималось весьма драматично.
То и дело возле дороги можно было видеть остановившиеся машины с распахнутыми дверями, а рядом с ними людей с пузырьками в руках или со шприцами, оказывающих помощь кому-то из пассажиров. Дважды видели людей, которых рвало. Не было ни одной улыбки, ни одного громкого крика; лица у всех были озабоченными, тревожными, иногда испуганными.
Проезжая мимо АЗС №5 «Сибнефти» товарищи увидели, что в строении не осталось целых больших стёкол – они были раздроблены ударными воздушными волнами, потерявшими на этой дальности от эпицентров сметающую мощь, но сохранившие высокую звуковую амплитуду. Два человека в полиэтиленовых дождевиках с накинутыми на головы капюшонами, сейчас занимались уборкой в помещении бензоколонки. В это же время мимо проехал автомобиль без лобового стекла, с включёнными аварийными сигналами.
Наконец Ильяс и Дамир доехали до того места, где заканчивается Толмачёвское шоссе, дорога делает крутой поворот и проходит под железнодорожной эстакадой. Тут стояла большая военная палатка, два бэтээра, броневик «Тигр», грузовик «Урал» с тентовым кузовом, ближе к проезжей части – тёмно-зелёный «уазик» с красной полосой по борту и надписью «Военная комендатура», а также машина скорой помощи. На мачте электропередачи висело табло с показаниями фоновой радиоактивности: «0,34 мкЗв/ч». Технику и палатку военные расположили на полосе торможения перед бензоколонкой «Новосибирскнефтетрейда» и на газоне перед ней. Из громкоговорителей, установленных на машине военной комендатуры, транслировалось сообщение о том, что страна подверглась нападению, о введении военного положения, режиме ограничения передвижения гражданского транспорта, потом инструкции по защите от радиоактивного заражения и прочее. Особо подчёркивалось, что в целом радиационный фон не вышел за пределы обычной, то бишь, мирной, нормы, а действительно высокий уровень радиации наблюдается непосредственно вблизи эпицентров ядерных взрывов – в радиусе одного-двух километров и по сравнительно узкому следу радиоактивных облаков.
Военные автомобили и машины со спецсигналами проезжали мимо пикета беспрепятственно, а остальной транспорт солдаты останавливали. Солдаты были в полной защитной экипировке: прорезиненные плащи с капюшоном, бахилы, на лицах марлевые фильтрующие маски или балаклавы. Они проверяли документы водителей и пассажиров, задавали вопросы. Дамира, ехавшего в хвосте военной колонны тоже остановили. Были затребованы документы водителя и пассажира, последовали вопросы «Куда?», «Откуда?», «Где стоите на учёте?» В этот раз Дамир не лез на рожон, отвечал на вопросы постового хотя и без энтузиазма, но конкретно. Затем солдат попросил обоих выйти их машины, открыть багажник и задние двери, показать вещи.
Когда попутчиками были выполнены все требования, солдат возвратил им документы и повторил то, что уже говорили другие постовые: о мобилизации, явке в военкомат, закрытии проезда в город. Потом он сообщил, что там, откуда они ехали, на территориях промзон и площадях около торговых точек, организованы специально для наступившего экстренного случая стоянки – они охраняются воинскими подразделениями, никакой платы не взимается, дорогу к ним указывают регулировщики. Когда Дамир стал объяснять, с какой целью он стремится попасть в город, и что ему осталось совсем немного, каких-то пятнадцать минут пути до дома, солдат повернулся в сторону и позвал:
– Товарищ старший лейтенант!
Офицер в это время разговаривал с пассажирами другой машины, тоже о чём-то его упрашивавших… да, наверное, о том же: разрешить въехать в город, где остались близкие, с которыми пропала связь. Офицер поднял указательный палец в знак внимания и откликнулся:
Конец ознакомительного фрагмента.