© Наталья Белкина, 2016
Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero
Все началось с этого послания. «Если Вы хотите изменить свою жизнь, – говорилось в нем, – Вы откликнитесь на наш призыв». Прочитав это, я собралась было выбросить отпечатанное на машинке письмо в мусорную корзину, решив, что это эпистола очередного кандидата в депутаты. Но одно обстоятельство меня остановило: у кандидатов обычно есть деньги на компьютер и принтер, и никто даже из их ближайшего окружения не стал бы отбивать пальцы на очень старой, судя по шрифту, печатной машинке. На конверте не было никаких почтовых отметок, зато имелась недурная, верно стилизованная под старинную марка с изображением какого-то мраморного бюста.
«Мы избрали Вас, потому что считаем, что Ваш талант может послужить благому делу». Какой еще? – не поняла я вовсе, отказываясь припомнить за собой хоть один талант. «Подумайте, хотите ли Вы принести пользу многим и, прежде всего, самой себе? Если Вы решитесь на перемены в своей жизни, то ждите звонка». А если не решусь? Если мне вообще это не надо? Как вы собираетесь узнать об этом, олухи?!
О письме я забыла через пару минут, оставив его на журнальном столе. Меня ждала моя работа, которую я ненавидела вот уже восемь лет.
Быть учительницей химии в маленьком городишке, где все друг другу если не родственники, то уж точно кумовья, – незавидная участь. Я была бездарным педагогом, мне это было ясно. День за днем я монотонно выполняла свою работу, ежедневно утешаясь лишь тем, что не за горами каникулы и отпуск, если он, конечно, был не за горами. В начале учебного года или четверти я всегда чувствовала себя убитой и подавленной. Мои ученики были для меня толпой и стадом недоумков. Я старалась объяснить материал как можно доходчивей и злилась на то, что они не могли понять элементарных вещей. Всегда с трудом запоминая их имена, никого из них я не узнавала за пределами школы. Коллеги меня почти не замечали, возможно, потому, что я сама не хотела никакого внимания с их стороны. Редко появляясь в учительской, я стремилась сразу же после уроков и проверки тетрадей уйти в свой тихий мир. Заслуженные учителя, которые пользовались всеобщим уважением, вызывали во мне раздражение. Но я раздражалась лишь на себя, потому что понимала: в этом нелегком деле я уж точно не могла назвать себя настоящим профессионалом, и понимала при этом, что крест сей мне придется волочить всю жизнь.
Мысли о переменах в моей судьбе не раз приходили мне на ум, но… Я как и многие коренные провинциальные жители перемен боялась и позволяла только иногда помечтать о чем-то новом в своей жизни. Так я могла представить себя матерью детей или женой мужа.
Детство… Все проистекало из него. Я всегда была слишком впечатлительной и все замечания по поводу своей наружности близко принимала к сердцу. И уже будучи взрослой и самостоятельной женщиной, я обнаружила в старом «Огоньке» репродукцию картины Хусепе Риберы. Выдрав лист с корнем, я поместила его под стекло в рамку и повесила над своей кроватью. На ней в весьма реалистичной манере был изображен мальчишка – оборвыш с улыбкой до ушей. Называлась картина «Хромоножка». Так меня дразнили в детстве. Хотя тогда это было еще не так заметно как сейчас…
Мои подруги зачем-то стремились проявлять ко мне участие. Иногда я принимала их приглашения на какие-нибудь компанейские посиделки, зная заранее, что они будут со своими давними друзьями или мужьями. Что ж тридцать лет – это возраст, когда тебя повсюду ждут только в паре. Но пара для меня почти всегда была уготована. И почему благополучные в личной жизни всегда одержимо стремятся устроить чьё-то еще счастье?
Так вот: не далее чем позавчера я присутствовала на подобном мероприятии. Стыдно вспомнить. Впрочем, мне всегда стыдно вспоминать о чем-то подобном. Я одна всегда оказываюсь в глупейшем положении. Да может быть еще тот, кого приглашают, чтоб составить мне пару. Вот он садится со мной рядом за столом, подливает, подкладывает, танцевать приглашает только на медляки. Наверное, его предупреждают заранее о моей особенности. Но я подлая. «Вы были два раза женаты? Хорошего мужа два раза не бросают», «Я вижу, что из всех угощений вы предпочитаете водку?», «Вы любите пофилософствовать, я смотрю, что называется „поговорить за жизнь“, верно? А как вы оцениваете теорию Карла Густава Юнга?» Никто из приглашенных «посаженных» женихов не пытался продолжать со мной знакомство. Зачастую я была рада этому.
Вот и в этот раз ко мне приставили кавалера. Он отличался от тех прошлых моих ухажеров. Ну, еще бы! Во-первых, он был психологом, имел свою практику в нашем городишке и не дурно зарабатывал по нашим местным меркам. Во-вторых, он был старше и серьезней тех незрелых в области мозгов юношей, которых мне обычно рекомендовали раньше. Ну, и в-третьих, его нисколько не опечалила моя надменная холодность. После ненавязчивой попытки начать со мной беседу он отдалился на расстояние и весь вечер даже не смотрел в мою сторону. Будь я раскрасавицей, могла бы обидеться. Но я только усмехнулась про себя и даже вздохнула облегченно. Потом из вежливости посидела еще, произнесла короткий (да отвяжитесь вы от меня!) тост за здоровье подруги и скользнула в прихожую.
Я решила уйти тихо, чтоб избежать визгливо-настойчивых упреков и притворно-пьяных сожалений. Я не могла терпеть ничего подобного. Дня через два, когда Маринка наконец-то очнется от загула, она позвонит мне и станет расспрашивать, как все прошло, дескать, она ничего не помнит. Поэтому мне и не придется извиняться перед ней за английский уход. И вот когда я, уже одетая и обутая, собралась было начать разбираться с замысловатым замком, раздался совершенно трезвый оклик:
– Уходите? – Я обернулась. – Правильно делаете. Таким как вы здесь делать нечего.
Тон психолога меня слегка зацепил: что он имеет в виду? Хочет обидеть, задеть, отомстить за мою спесь?
– А где мне есть чего делать? – поинтересовалась я настороженно.
– Хотите поговорить об этом?
Я рассмеялась настолько громко, насколько могла себе позволить в данной ситуации. Фраза была анекдотичной, чего еще!
– А я серьезно, – лишь слегка улыбнувшись, отозвался психолог (тогда я не могла вспомнить его имени). Он протянул мне свою визитку той же рукой, в которой держал дымящийся окурок.
– Ох, какая же я невежливая, – пытаясь исключить кокетливый тон, призналась я. – Уж, простите!
– Ирония вам к лицу.
– Спасибо. Хотя чувствую, это вовсе не комплимент.
– Разумеется, нет.
– Но и не чистая правда, конечно?
– Как Вам угодно…
– Прощайте, – отрезала я, но визитку захватила. Не каждый день кто-то давал мне свою визитку.
Я забыла бы об этом случае, но он что-то никак не забывался. Что-то не давало мне покоя. Почему он себя так со мной вел? Что себе возомнил? Зачем дал мне свои координаты? Причем координаты не только рабочие, но даже домашние. В карточке значилось, что он «может оказать экстренную психологическую помощь на дому в любое время дня и ночи». Ах, вот почему жена ушла от тебя, – злорадно подумала я, прочитав эту строчку, – ты слишком часто оказывал психологическую помощь на дому, видимо. Позвонить? Мне очень хотелось выяснить до конца одну вещь: зачем он вышел в прихожую, если весь вечер внимания на меня не обращал? Был ли это интерес психолога, обнаружившего в моем лице интересный экземпляр для изучения, или это пресловутый мужской интерес? Ну, да, да! Не до такой же степени я закомплексована, чтоб полагать, что никому не смогу просто понравиться! Но, все-таки я склонялась отчего-то к первому варианту.
И я позвонила. Через три дня. Он сам подошел к телефону. Узнав, кто я, он, абсолютно не удивившись, осведомился, с какой целью я обратилась к нему.
– Сколько стоят ваши услуги?
– Вам нужна помощь психолога?
– Да. Вы единственный профессиональный психолог, которого я знаю.
– Не так уж хорошо вы меня знаете.
– Так вы не примете меня?
– Приму.
– Каковы же ваши расценки?
– На месте договоримся.
– Хотелось бы все-таки знать заранее. Знаете ведь, где я работаю и какая у меня зарплата.
– Пусть вас это не беспокоит.
Мы договорились о времени, хотя в тот момент, произнося «до встречи», я была уверена, что встречи не будет. Во-первых, мне жаль было своих кровных денег, а во-вторых, я боялась, что он подумает, будто я за ним бегаю. Это, бесспорно, было глупо и по-детски. Взрослый серьезный человек назначил мне время, возможно, ему пришлось отказать кому-то из клиентов. Ну, что за ребячество! А впрочем, удивится ли он? Наверняка решит, что это достойно придурковатой и спесивой училки. Да ну и пусть!
Но я все-таки пришла в нужное время без опозданий. Как я решилась? Да просто. У меня закончились уроки, настроение было препаршивое, поскольку только что началась третья, самая длинная четверть. Я получила нагоняй за бездарно подготовленное занятие от внезапно явившейся ко мне на урок директрисы. Предо мной возвышались шесть тетрадных стопок, которые предстояло проверить самым тщательным образом, поскольку я попала теперь на особый контроль у начальства. Я смотрела на них отрешенно и чувствовала покалывание в веках и потребность хоть кому-нибудь пожалобиться. Да, кому!? Не подружкам же моим благополучным?! Они и так меня вечно жалеют, подкармливают, одежку ношеную подбрасывают. Да чем они могут мне помочь, замужние, удачливые, обеспеченные? Ничем… А поговорить хотелось. Вот тогда я и пожалела о том, что пропустила встречу с психологом. Хотя…
Как оказалось, прием у психолога я вовсе не пропустила. Просто эта мысль так прочно укоренилась во мне, что я стала считать это уже делом прошлым и свершившимся. Встреча должна была произойти именно сегодня и, более того, если бы я поторопилась и, позабыв об экономии, отправилась на другой конец города на такси, а не на общественном транспорте, то вполне могла бы успеть. Я тут же собралась, не дав себе все еще раз взвесить и обдумать. Надоело!
Так я успела в срок. Беспокоило меня только то, что я не успела как следует подготовиться к этой встрече. У меня просто не было времени на сборы. Я появилась на пороге его стильного кабинета с евроремонтом и мягкой мебелью в дурацком костюме классной дамы, который сшила сразу после окончания пединститута. И без того небрежный макияж «на скорую руку» был слегка смыт нелегким рабочим днем. В руке – огромная авоська с кипами тетрадей, которые надо было проверить к завтрашнему дню; под мышкой – старомодная сумочка, подаренная одной из сердобольных моих приятельниц. Было бы у меня время подготовиться, я бы оделась поприличней и причесалась получше. Хотя, что было горевать? В самом наилучшем виде, на дне рожденья Маринки, ему лицезреть меня уже доводилось, так что удивить его я все равно не смогла бы.
После того как мы поздоровались весьма сухо, он предложил мне устроиться как можно удобней. В его кабинете стояла приятная мебель и обязательный диван.
– Нет, ложиться на диван я не стану, – сразу отрезала я. – Неужели кто-то действительно чувствует себя комфортно, укладываясь плашмя в кабинете малознакомого человека? Я даже дома не позволяю себе валяться на диване просто так.
– У разных людей разные понятия о комфорте, – спокойно возразил доктор, вынув при этом руки из карманов.
– Ну, да. Понятно.
– Можете просто взобраться на диван, сняв обувь. Или вы себе и дома такого не позволяете?
Иронизируешь? Это же не профессионально! Только ботинки-то я точно не сниму! Я носила специальную ортопедическую обувь и показывать это никому не собиралась. По этой же причине я еще лет пятнадцать назад навсегда распрощалась с юбками.
– Позвольте мне самой выбрать свое местоположение, раз уж я пришла на прием к психологу, а не к прокурору.
– Извольте.
– Я сяду за стол. Привычка, знаете ли…
– Ради бога.
– Благодарю.
– Пожалуйста.
Анализируя тем же вечером нашу беседу, я пришла к выводу, что выпендривалась слишком.
Расположившись за столом напротив него, я сразу поняла, что ничего не смогу ему рассказать. Слишком уж все выглядело официозно и натянуто. Он, однако, вовсе не тушевался, но все равно молчал. Тогда я решила начать первой:
– Почему вы тогда сказали, что таким, как я, здесь не место?
– Здесь?
– Там. Ну, вы поняли.
– Это было субъективное мнение. Мне не стоило так говорить.
– Конечно! Это было непрофессионально.
– Я ведь с вами тогда не как профессионал разговаривал.
Да, действительно, что я к нему привязалась? Но нужно было хоть что-то говорить. Не люблю неловких пауз.
– Так о чем вы хотели поговорить? Какие у вас проблемы? – задал он, наконец, наводящие вопросы и откинулся назад в своем гуттаперчевом кресле.
Я вздохнула, уставилась в поверхность стола, рассматривая деревянные узоры. Необходимо было сконцентрироваться и перестать ерничать. А о чем я собиралась говорить с ним? Можно подумать, я знала…
– Вам нравиться ваша работа? – решил он помочь.
– Да, – соврала я и этим совсем отрезала путь к откровенности. Кажется, и он это понял, потому что, помолчав некоторое время, предложил:
– Закурите?
– Не курю, – ответила я, совершенно замыкаясь.
– Бережете здоровье? – Видимо он не терял надежды разговорить меня.
– Пока да.
– И алкоголем, конечно, не увлекаетесь?
– Пока нет.
– Вы ведь не случайно два раза подряд употребили слово «пока»?
– Может и не случайно.
– И когда же вы в таком случае предполагаете обрести эти пагубные привычки?
– Когда выйду из детородного возраста.
Он вскинул брови.
– Интересно. Гм… Вы следуете какому-то вероучению?
– Вероучению? Еще чего! Я атеистка.
– Но это походит на какое-то религиозное или философское учение.
– Ничего подобного! К тому же религия и философия – это не одно и тоже.
– Да. Спасибо, что напомнили… И все же, чья это концепция насчет детородного возраста и все такое?
– Да какая еще концепция!? А впрочем, ну и пусть концепция. Моя.
– И в чем ее суть?
– Пока женщина находиться в детородном возрасте, она не может наносить вреда своему здоровью, потому что несет ответственность за будущее человечество.
– Очень патетично.
– Острите?
– Ни в коем случае! Так вы считаете себя ответственной за будущее человечество?
– Это, по-вашему, глупо?
– Я этого не говорил. Мне любопытно просто, а что же после наступления недетородного возраста?
– Пользы от тебя уже никакой, ты уже практически принадлежишь земле и потому можешь травить организм в свое удовольствие. Ты уже никому не навредишь и ничего не изменишь.
– Потрясающе, – прогудел он в кулак и хмыкнул.
Даже полной дуре стало бы понятно, что он смеялся надо мной, психолог фиктивный!
– Можете ухмыляться сколько вам угодно, – не слишком галантно огрызнулась я. – Мне жаль, что я у вас время отняла. Пойду, пожалуй.
Я поднялась со стула.
– Да постойте! – все еще продолжая улыбаться, воскликнул он.
– Да нет уж, я пойду. У меня работы видите сколько, – устало и вполне уже спокойно ответила я и вытащила из-под стола напоказ авоську с тетрадками.
Он даже не взглянул на нее, вышел из-за стола, проводить меня.
– Так работа ваша не по душе вам?
Я остановилась на пороге и посмотрела на него достаточно красноречиво, так, что и без слов должно было быть понятно: ну, разумеется, я ненавижу ее.
– А что же по душе? – стал он допытываться, пытаясь, наверное, свой профессиональный долг до конца выполнить, чудак.
– Не знаю, – вздохнула я зачем-то. – Я устала очень. Сама не знаю, чего хочу…
Странно. Почему-то я не вышла за дверь, а прислонилась к стене и даже забыла на пару секунд, где нахожусь.
– Вот уже тридцать лет я не знаю, чего хочу от жизни. Все идет не так, словно не по тому сценарию, который был изначально для меня написан. А по какому-то иному, бездарному, лишенному смысла, дурацкому плану.
– Никогда не поздно начать новую жизнь, – услышала я голос будто откуда-то издали.
– Я не уверена, что хочу ее начинать. Мне вовсе не новая жизнь нужна.
– А что же?
– Может быть только одно единственное зерно, из которого может вырастить что-то важное или хотя бы полезное. Да. Именно это мне нужно сейчас.
Мысль моя на этом остановилась. Иссякла. Как она вообще родилась – непонятно. И я устыдилась своих откровений, встрепенулась, одернулась, выпрямила спину. Психолог задумчиво помалкивал.
– Теперь уж мне точно пора, – сказала я и поспешно открыла дверь. – Всего хорошего! Прощайте.
Я ругала себя за то, что разоткровенничалась. Спускаясь по лестнице вниз, я почти вслух произносила проклятья в свою сторону, как вдруг меня обожгло. Оплата! Ой, дура! Что он подумал обо мне! Мне пришлось возвращаться, и теперь было сложнее подниматься на четвертый этаж. «Гвозди наших сапог притягивают нас к земле», – изрекла я про себя. Без стука ворвалась в его евродверь, а он не успел даже сесть на свое рабочее место, стоял перед шкафчиком с коньяками. Выпить после моего визита захотел?
– Прошу прощенья! – воскликнула я, запыхавшись. – Совершенно вылетело из головы. Сколько я вам должна?
– Я счет вам вышлю, – усмехнулся он опять.
– Счет? Это вроде тех, что присылают за электричество и газ?
– Вроде того.
– Ну, хорошо, прощайте еще раз.