Бутурлино и Дальнее Константиново в октябре 2010 года
Отец мой расстроился из-за того, что его самый способный воспитанник решил не слишком усердствовать на тренировках, и выпил вина, а потом выпил ещё. Выпил немного, но мы с сестрой решили на выходных ехать к нему, чтобы отвезти к человеку, который когда-то дал ему настойку, отвращающую от спиртного.
На станции Смагино было темно и мокро. У вокзала стояли две машины такси. В одной уже сидели два пассажира, и я обратился к другой. Шофёр открыл дверь и показал на первую машину: тут, оказывается, принято заполнять такси целиком, всё равно плату берут с каждого. Я сказал, чтобы нас довезли в Бутурлино до администрации, потому что не смог бы точно показать дом в темноте. Ехали мы быстро и недолго и остановились высадить двух мужчин. Двор показался мне знакомым, он выглядел точно так же, как двор дома, в котором живёт отец. Такси было тронулось, но я сказал, что мы выйдем тут. Это был действительно дом отца. Он уже вышел из подъезда и был очень рад нам.
В квартире было холодно. Отец ходил в валенках. Повсюду лежали газеты – «Арзамасская правда», «Арзамасские новости», «Арзамасские ведомости», «Арзамасские вести», «Ленинская смена», «Комсомольская правда», «Аргументы и факты», «Московский комсомолец в Нижнем Новгороде». На верёвках сушились аккуратные берёзовые веники. Отец очень любит делать веники. Мы позавтракали, отдохнули и очистили комнату от газет.
День был ветреный, а вначале и дождливый. На берегах Пьяны качались деревья. Река была тёмно-синей от неба. Быстрые облака были ярко-серыми с пронзительно белыми краями. Центральную площадь заполнил рынок с одеждой, обувью и хозяйственными товарами. Торговля уже заканчивалась. «Какие хорошие покупатели в самом конце подошли, – хвасталась одна продавщица. – Это, это, это – сразу на три тыщи». На стенде у службы занятости висели объявления о наборе продавцов в сеть киосков «Стардогз» в Москве и судовых электромонтажников и пайщиков многожильных кабелей в Северодвинске. Мы смотрели на неторопливых людей, на резкие тени, на слетающие с берёз стаи мелких жёлтых листьев.
Обедать решили в кафе. Оно стоит в самом центре – огромное по местным меркам двухэтажное здание с крупными буквами наверху: «Светлые зори». Над входной дверью же другая, небольшая табличка: «Бест хаус». Отец не пошёл туда. Он обошёл здание справа, упёрся в забор, обошёл и его и пришёл к задней двери. Она была заперта. Он подёргал. Открыла девушка и сказала: «Кафе на втором этаже». «А как пройти?» – спросил отец. «А вот обойдите!» – показала она в сторону. Мы обошли, нашли лестницу и поднялись – там был зал с накрытыми столами, на красных скатертях торчали торжественные салфетки. На кухне шла работа. «А поесть что-нибудь, девчонки?» – спросил отец. «Ничего нет, – ответила одна. – Вчера заказ, сегодня заказ» «А где же?» – спросил отец. Нам указали вниз, мы пошли через зал по чистому полу, который мыла уборщица, спустились по лестнице – и оказались в кафе «Бест хаус».
По телевизору передавали популярную музыку. За одним столом с разбросанной курткой сидел мужчина и что-то подсчитывал на листочке. За другим ели и пили пожилая обширная женщина в платке, мужчина лет сорока с усами на свекольном лице и девочка в цветном пальто и в шерстяной шапке. Девочка всё хохотала, хохотала, а мужчина – он наливал себе из пакета томатный сок, – даже наклонился за лежавшей на полу палкой и шутливо грозил. Нам принесли солянку и лёгкие котлеты с картофельным пюре, посыпанным зелёным луком. Потом отец водил нас по магазинам смотреть ассортименты. Я вспомнил, что сам когда-то заходил в Арзамасе в магазины, чтобы посмотреть, не появились ли в них новые товары. Это, понял я, один из способов восполнить недостаток новостей в небольшом населённом пункте.
После тренировки мы поехали в Дальнее Константиново, где живёт целитель. Пустынные дороги поднимались, опускались и расстилались посреди чистых вспаханных полей, чистых плавных холмов, чистых разноцветных лесов под чистым спокойным небом. Мы проехали Кеславь и Чепас. Мы видели на окраине Перевоза новый физкультурно-оздоровительный комплекс с огнями и флагами на высоких флагштоках, и видеть его внутри безлюдья было странно. Мы проехали Таможниково и Малую Пицу.
Дальнее Константиново тоже было чистым и тихим. Я был здесь в детстве, и посёлок запомнился мне светлым, беззлобным, праздничным – таким показался и сейчас. На улицах стояли старинные резные деревянные дома, сделанные так добротно, что не требовали улучшений и переделок. Центральная улица, по которой ехал единственный грузовик, переходила в поля. Мы шли к целителю, и я думал о том, что всё лишнее как будто обошло это место стороной, а нужное тут ценят и берегут. Дом целителя был необычным: перед забором стояли чёрные чугунные пушки с большими колёсами, возле них лежали небольшие ядра, в палисаднике стоял бюст Ленина, на доме – голова солдата в шлеме. Отец с сестрой пошли к крытому проходу к дому, я остался на улице. Вдали над полупрозрачными перелесками тихо поднималась огромная белая луна.
«Ох и горькая, зараза», – сказал отец, когда они вышли. Мы шли обратно, к дому моего дяди, где оставили вещи. Отец рассказывал: «Он интересный. Убил женщину. Нет, не женщину, мужчину, который, ну, он женщину любил, а убил мужчину, который. А сам в милиции работал. И когда сидел, там научился. Он ещё скульптор, в Дальнем Константинове памятники ставил. (Уже вечер, становится всё холоднее; я смотрел по сторонам на берёзы, поля, а отец вспоминал.) Юрка Дурыкин покойный отсидел однажды, вышел, пил. А он в запои на месяц уходил. Ну, друг его и повёз в Саконы. Там тоже такой вот мужик был тогда. Приезжают, а тот: „Юрка! Кореш!“ На нарах вместе сидели, и теперь, значит, к нему возят. Ну, и стали пить за встречу. (Мы прошли мимо церковки, повернули к памятнику погибшим на войне дальнеконстантиновцам. Человек красил синей краской перила почты. „Правильно красишь?“ – спросил отец.) Ходки три он сделал. Ну, морду кому-нибудь набьёт. Или только выйдет, в пивную зайдёт, стоит на столе кружка пива – возьмёт отопьёт и назад поставит. И драться. („Кто он такой-то, – спрашиваю, – занимался, что ли?“) Занимался. Фотография-то у меня в альбоме. На выставке достижений мы стоим. Он в пальто нараспашку. (Я помню, кажется: в шапке-пирожок, в светлом шарфе, перекрещённом на груди) Ещё с другом они как-то калымили, отпраздновали. Он пришёл домой, а жена не пускает. А у него пачка денег с собой. Десяток, что ли. Ну, не пускает. Он взял и десятками дверь оклеил. Жена утром выходит: „Ах, ты!“. („Чем же он клеил?“ – спрашивает сестра.) Не знаю… Жена у него учительницей работала. Потом травилась».
Мы шли мимо милиции. Во дворе стояли разбитые в авариях автомобили, некоторые смятые до несовместимости с жизнью. Я подумал, что все они привезены с нижегородской трассы, от которой Дальнее Константиново стоит в стороне. И, подумал, как ему в этом повезло.