Александров в июне 2009 года
Этот некрасивый город напоминает первую полосу собственной газеты «Деловой Александров». Она выглядит так: небольшой логотип в левом верхнем углу и ужасно некрасивая разноцветная реклама на остальном пространстве. Центр Александрова состоит из плохо сделанных советских или плохо сохранённых досоветских домов, завешанных – порой почти полностью – вывесками и рекламами (преимущественные цвета настырные, шрифты – бесплатные). Названия на вывесках неординарные: пирожковая «Подмосковник», землеустроительное предприятие «Владимирские земли-А», супермаркет «Хороший», кофейня «СССР», некоммерческое партнёрство «Его величество закон», ООО «Эге Энергострой», магазин платьев и костюмов «Час торжества», продуктовый магазин «Вершки и корешки». По разбитым дорогам вдоль разбитых тротуаров ездят автобусы с крупной надписью «Благовест» на боку. Над центральной улицей висит перетяжка «Недвижимость в Болгарии от застройщика», говорящая о том, что и здесь есть люди, которым по карману заграничная собственность.
(Этот город можно также сравнить с женщиной: не слишком счастливой, свои лучшие годы уже прожившей, но в принципе добродушной и простодушной, называющей своё лицо не иначе как «рожей» – и относящейся к нему соответственно. Она загораживает его огромным количеством ненадёжной косметики, чтобы привести «рожу» в человеческий, как она считает, вид. Если бы же она относилась к нему как к какому-никакому, но лицу и вместо такого приукрашивания занялась бы заботой – то, наверное, было бы лучше.)
Мы были в Александрове за шесть лет до этого. С тех пор здесь появилось довольно много кафе – есть даже суши-бар и пиццерия (она называется «Пиццалэнд» – уезжая, мы зашли в неё; салатово-оранжевые стены, в большом зале квадратные столики и два посетителя, на кассе неожиданный негр в бейсболке, уже, впрочем, обрусевший: обсчитал на двадцать пять рублей и не повёл ни единой бровью). Работает и столовая, в которой мы в первый приезд обедали котлетой, покрытой слизистым светло-коричневым соусом, и рисом со вкусом прудовой воды. Сейчас это место называется «Учебно-производственная мастерская ОГОУ НПО ПУ-28. Закусочная» – название более чем подходящее. На пустом поле у городского собора всё так же взметает знамя женщина-столпница; когда-то на постаменте держалась одинокая буква «О», теперь никаких знаков, и гранитная плитка отваливается за гранитной плиткой. Под женщиной, у кустов, выпивали двое.
Даша проголодалась, и мы зашли в чебуречную. За одним столом женщина с мальчиком ели чебурек. За вторым столом сидели три работницы чебуречной и ели борщи из пластмассовых тарелок. Над прилавком телевизор показывал иранские демонстрации. Одна работница отложила ложку и пошла за стойку, но мы решили поискать место получше. Вскоре через дорогу увидели закусочную, в которой было пусто совсем. На стенах висели репродукции картин: «Охотники на привале», брюлловская «Всадница», «Венера» Боттичелли, в оригинале прикрывающая причинное место волосами, а тут, похоже, мочалкой. Из подсобного помещения вышла женщина с платком, повязанным на голове широкой светлой лентой. Мы спросили насчёт пирожков. «Чебуреки есть. Есть с мясом, есть с капустой, – отвечала она. – Но с мясом мне не очень понравились. Возьмите с капустой, там тесто вкусное, тонкое». Мы было собрались уходить, как она разглядела Дашу: «А-а, так вот это для кого. Ей, наверное, мороженого надо. Или молочный коктейль». Даша растерялась. Мы попросили мороженого и кофе и сели за стол, накрытый тяжело-малиновой скатертью и гибкими пластиковыми подставками с фруктовыми изображениями. «Вот, вкусное мороженое, – принесла она в стеклянной вазочке три шарика, от души посыпанных тёртым шоколадом. – Оно не очень холодное. С холодильником что-то случилось, от жары, наверное. Но оно свежее, не бойтесь, и ребёночку хорошо. Всё свежее, шоколад при вас натирала, ешьте на здоровье. Дети – единственное, что я люблю в этом городе. У меня у самой два внука. Вашей сколько, три? Ой, пять? А такая маленькая. Ничего, ничего, у меня старшая внучка тоже маленькая была, а потом за год нагнала. У неё и попка появилась, и тут вот тоже. Теперь волнуюсь, когда она среди сверстников. С балкона смотрю». Поспел кофе. Она рассказала нам о младшем внуке, тоже бывшем маленьким, но теперь подрастающем. «У меня есть для вас подарок, – сказала она вдруг и вынула нам бусы из больших синих искусственных камней. – Это мне подарили. У меня есть один мужчина-поклонник. Но они же для молодых, а я уже… Вот ещё пакетик, „С новым годом“, у вас благодатная семья».
Рядом с этой радушной закусочной – филиал художественного музея с выставкой «Блистающий мир»: портреты фантастических существ, нарисованные фантастическими красками, провинциальные сны о чём-то большем. Через дорогу – сам музей, с экспозициями «Магия камня» и «В гостях у Дуняши». Он расположен в бывшей усадьбе купца Первушина и красив снаружи тонкими деревянными деталями, но внутрь заходить что-то не хочется – как не хотелось и шесть лет назад. Рядом парк культуры и отдыха. Под высокими деревьями пустынно, только шестеро-семеро детей вместе с родителями играют на огороженной детской площадке, вход на которую платный: «Игровой городок». Стенд перед входом обещает аттракционы зимой.
Александровский кремль, ради которого приезжают в город туристы, тих, опрятен и беден – и совсем не похож на бывшую столицу Московского царства, которой он был при Иване Грозном, удалившимся сюда ради опричнины. Подле круглой угловой башни устроено бездомными лежбище. Оно защищено кустами и стеной, на землю накинуты для теплоты одежды, хозяева отсутствуют. Рядом с кремлём ровная и ещё чёрная дорога: тут ездят туристические автобусы, бывает, что и с иностранцами.
Музей делит кремль с Успенским женским монастырём, основанным здесь в семнадцатом веке и прервавшимся на советское время. У дорожек разбиты типичные для монастырей благоухающие клумбы, в дальний угол вход запрещается табличкой – на этом монастырское заканчивается. В здания, отданные музею, стоит зайти только ради того, чтобы попасть внутрь: увидеть тесные и душные помещения с низкими сводами, которые привечали и охраняли царственных особ. Экспонаты по большей части неинтересны: копии картин с Иваном Грозным, зажатое в колодки чучело. Но в Успенской церкви есть удивительная икона «Страшный суд», запомнившаяся нам и в прошлый раз. Возле неё можно провести не меньше часа, разглядывая тщательно выписанные фигурки – сребролюбцев точат серебряные червячки; некто с чёрным хвостом вместо ног помешивает на сковороде грешников; из открытых гробов восстают голые мускулистые мертвецы и устремляются в молитвенной позе к огненным ангелам; беснуются чёрные черти с белыми звериными когтями, а сверху, чем выше, тем более одетые, обрамляют вознёсшего меч сияющего Творца окутанные облаками праведники. Ещё хорошо подняться на шатровую Распятскую колокольню, чтобы посмотреть с высоты ласточкиного полёта на прекрасный и лёгкий белый, как всё здесь, Троицкий собор, построенный Алевизом Новым, на гуляющих по дорожкам чёрных монахинь и цветных туристов – и на обрамлённый арочными проёмами зелёно-серый город вдалеке. На стенах граффити: «Суслик+Ленка», «Уралмаш», «Саня Мордовия» – наглядное свидетельство тому, что русский народ безоговорочно победил безграмотность.
У Троицкого собора в небольшую дыру старого дерева ныряла галка. «Я так и знала, что мы за час управимся», – говорила дама в розовых штанах господину с бородкой. Закончился шахматный турнир «Царские игры». «Как вы сыграли?» – интересовался у худого старика в серо-синем костюме и светлой рубашке подвижный его ровесник, похожий на радиокорреспондента: на плече висел магнитофон в кожаном футляре. «Ничья, – отвечал тот. – А там было без вариантов. У него по пешкам, пять штук. И ладья – и на дэ четыре, и на аш четыре». – «Ну я вот думал, что пешку съест». – «Он и съел». – «Ну ладно, – пошёл корреспондент по траве. – Протокольчиков нам – парочку – дайте». Несколько человек пронесли связки шахматных досок.
Напротив кремля сувенирные лавки. В одной из них я увидел деревянные расписные волчки. Стоящий перед прилавком мужчина, судя по виду, православный, но себе на оздоровительном уме, нахваливал: «Владимир Полуэктович вытачивал, а Галина Сергеевна раскрашивала. Они и для здоровья полезны. Если раскручивать волчок большим и указательным пальцами – это развивает работу желудка, если большим и средним – улучшает работу кишечника, большим и безымянным – печень, а большим и мизинцем – укрепляет кровеносные сосуды. И ещё я вам скажу секрет, чтобы вы дожили до двухсот лет: парное козье молоко. Помогает от белокровия, бесноватости, а если глазки помазать, от прогрессирующей слепоты вылечивает. Так что купите козу». – «И козла», – заметила из-за прилавка более спокойная Галина Сергеевна. – «Ну, это если для размножения», – неудачно закончил Владимир Полуэктович. Волчки большей частью напоминали раскраской александровские рекламы, мы выбрали более-менее гармоничные, но Даша твёрдо решила взять самый розовый. В соседнем магазинчике мы купили сергиевопосадскую куклу с приличным лицом и пальцами, словно отрубленными посередине топором. На ярлыке она называлась Дюймовочкой, но продавщица назвала её Катей. Даша назвала её Катей тоже. «Мне нравится имя Катя. Красиво, когда в имени есть буква „а“. И ещё какая-нибудь другая буква».